Глава 11.  

 

Всю ночь Роберт спал, как убитый. Он даже не услышал, как поздно вечером Тилли покинула лесную хижину. Наутро молодой человек проснулся с таким сильным ощущением боли во всем теле, словно по нему всю ночь плясало не меньше ста участниц ведьмовского шабаша во главе с самим Вельзевулом. Голова болела, ломота шла по всему телу, и, вдобавок, сердце покалывало и зубы ныли.

– Ну, уж зубы-то при чем? – удивлялся парень.

Некоторое время Роберт лежал неподвижно в постели, приходя в себя и примеряясь к своему новому физическому состоянию. В его памяти живо возникла картина вчерашнего происшествия, и он слабо застонал от боли и обиды. Причем, он даже точно не мог понять, на кого он был обижен, – на Тилли или на себя. Скорее, все-таки, – на себя. Никогда еще он не чувствовал себя таким идиотом. Ну, как он мог так грубо говорить с милой, очаровательной девушкой, спасшей его, – к тому же, – от неминуемой смерти? Если, конечно, это сделала она: он-то ведь был без сознания и ничего не видел. Впрочем, нет, – она! Ведь Поль был рядом и все видел. А Поль ему бы никогда не соврал!

Скрипнула дверь, и в дверях появилась Тилли. Словно подсолнух за солнцем, парень всем корпусом потянулся к ней.

– Тилли! Иди ко мне. Мне очень плохо, – голосом умирающего протянул он.

– Ах, какие мы нежные! – сердито откликнулась Тилли. – Потерпишь, коли заслужил!

– Прости меня, Тилли… Я не хотел…

– А мне плевать, хотел ты или нет. Твои желания интересуют меня меньше всего.

– Помоги мне, – страдальческим тоном попросил он. – Ты же можешь. Ты все можешь!

Тилли почувствовала слабые угрызения совести.

– Этого еще мне не хватало! – подумала она. – Пожалела мышка кошку!

Но вид у Роберта был такой скорбный и плачевный… он так неподдельно страдал, что сердобольная девушка не могла равнодушно на это смотреть.

– Сейчас! Дам тебе отвара, – стараясь придать своему голосу как можно больше грубости, ответила она. – Сам же виноват. Разве я когда-нибудь сделала бы что-то просто так?

– Ты обманула меня, – тоном обиженного ребенка проговорил Роберт. – Ты обещала никогда мне не вредить!

– Это не я, Бобби, тебя обидела. Это ты сам нарвался, – отвечала Тилли, занимаясь приготовлением целебного напитка.

Роберт внимательно посмотрел на нее. Она стояла к нему спиной, и он не видел ее лица, а потому не мог понять, какой смысл она вложила в это детское имя, которым его называли домашние. Но в интонации Тилли улавливалась легкая издевка.

– Конечно, она надо мной потешается, – подумал Роберт.

Но на сей раз это открытие почему-то не возмутило его, не вызвало в нем никакого желания ответить тем же. Она права: его давно следовало проучить за свойственные ему самоуверенность и примитивный детский деспотизм.

– Хорошо, что она, а не кто-нибудь другой, – почему-то подумалось ему.

Он вдруг понял, что эта девушка не представляет для него никакой опасности. С ней нужно просто очень бережно обращаться и с большим уважением относиться к ее мнению, – она этого заслуживает.

Тилли поднесла Роберту чашу с каким-то темным горячим напитком с сильным, ни на что не похожим ароматом.

– Выпей, – сказала она. – Сразу станет легче.

– А ты меня не отравишь?

– А ты боишься?

– Нет. Уже нет.

– Тогда пей.

– Эх, прощай, весь белый свет! – с этими словами Роберт взял чашку и одним махом опрокинул в себя ее содержимое.

Жгучая жидкость обожгла его изнутри и горячей волной прокатилась по всему телу, дойдя до кончиков пальцев. Когда же первое острое ощущение закипающей крови прошло, осталось лишь приятное тепло с легкими покалываниями в конечностях. Затем и оно стало уходить, и Роберт с удивлением обнаружил, что к нему возвращается его нормальное бодрое состояние.

А Тилли направилась в другой отсек хижины, чтобы приготовить еду для своей домашней живности, которая давно пищала под окном.

– Тилли! – позвал ее Роберт.

– Потом, Роберт! Я занята.

– Я хотел с тобой поговорить, Тилли. Ты прости меня. Я так виноват перед тобой.

– Ничего, Роберт! Отряхнулась и пошла дальше. Если бы ко мне прилипало все, что на меня пытаются навесить, а бы просто передвигаться не смогла от непосильной тяжести.

– Так ты не сердишься на меня больше?

– А кто ты такой, чтобы я на тебя сердилась? Разве ты мне ровня?

– Что ты имеешь в виду? – удивился Роберт.

Когда один человек говорит другому, что тот ему не ровня, то под этим, как правило, подразумевается лишь то, что себя он ставит на более высокую ступень социальной лестницы, чем того, о ком он говорит. Здесь же ситуация была совершенно иная: это Роберту следовало бы говорить, что Тилли ему не ровня, поскольку именно он принадлежит к дворянской среде. Он – будущий граф Лаворски, и ему казалось совсем не понятным, почему это Тилли с такой гордостью указывает на их изначальное неравенство. Не ей ведь, в самом деле, – этим гордиться!

– Ну, уж, во всяком случае, не наше с тобой происхождение, – ответила она.

– А что же? Что может быть еще?

– О, как здесь все запущенно! – сокрушенно покачала головой Тилли. – Все очень просто. Мы с тобою, проще говоря, – из разных духовных слоев. Я – из слоя повыше, ты – пониже. Не обижайся, – таков мир. Зато ты выше меня на социально-родовой лестнице. Но я как раз совсем не ценю материальные вершины. Для меня имеет значение лишь высота человеческого духа. Духовная аристократия отличается от родовой аристократии в одном, очень существенном отношении. Если аристократ по крови считает, что представители низших классов должны прислуживать ему и носить его на руках, то аристократ по духу сам служит всем остальным, – в том числе и низшим по духу классам. Знаешь, ценности духовного мира – это, во многом, ценности мира материального, но вывернутые наизнанку. Ты не находишь?

– Возможно. Но, насколько я понимаю, родовой аристократизм никак не противоречит духовному аристократизму и быть аристократом по духу в такой же мере по силам и аристократу по крови. Разве не так? С другой стороны, еще не факт, что в представителе низшего класса обязательно проснется аристократический дух.

– Очень мудрые слова. От тебя, признаться, я даже не ожидала. Хотя, конечно, я могла бы привести в ответ слова Иисуса Христа об игольном ушке, через которое легче верблюду пройти, чем богатому – войти в Царствие Небесное. Но я не буду сейчас их приводить, потому что сама не вполне согласна с этим высказыванием. Конечно, духовным аристократом может быть и аристократ, скажем так, родовой. Но только это – не твой случай, Бобби.

– Это почему же? – с вызовом спросил Роберт.

Понемногу в нем снова стала просыпаться родовая гордыня.

– Ну, хотя бы потому, что духовный аристократ – это прежде всего человек, который сам себя уважает. Он никогда не произносит ничего такого, что могло бы задеть честь и достоинство другого человека, ведь тем самым он ставит под удар самого себя. Он никогда бы не сказал, Бобби, того, что ты мне вчера наговорил.

– Во-первых, я ведь попросил уже прощения. А во-вторых… Послушай, почему ты называешь меня Бобби? Я, кажется, не давал тебе такого разрешения!

– Да потому что иногда с тобой следует говорить, именно как с Бобби. Ты сам меня к этому вынуждаешь. Духовно ты очень незрелый человек, и твой детский инфантилизм вредит, в первую очередь, тебе самому.

С этим уже Роберт поспорить не мог, а посему он предпочел бы не развивать эту вредную тему дальше. Но Тилли еще не окончила:

– А разве можно обижаться на детей? Детей можно лишь воспитывать. Знаешь, я уже давно ни на кого не обижаюсь. Потому что люди… они – такие, какие они есть, и выросли они ровно настолько, насколько успели вырасти. Не могут же они прыгнуть выше собственной головы! Мне просто жаль, что большинство из них еще так молодо, – но это не смертельно. Рано или поздно все мы становимся старше и мудрее.

– Я не понимаю тебя.

– Ну, еще бы! Ой, – смутилась Тилли, – прости, Роберт. Ты, наверное, не знаешь, что человеку всегда больше лет, чем ему исполнилось. Ведь в христианстве принято считать, что нам дана лишь одна жизнь и одно физическое тело. Во многих других религиозных доктринах, напротив, утверждается закон реинкарнации, – то есть, многократного воплощения одной и той же человеческой души в разных физических телах. Поэтому люди и рождаются изначально неравными, – не только по происхождению, но и по реальному жизненному опыту: у каждого он свой. Кто-то успел больше, кто-то – меньше. Поэтому духовно кто-то может быть старше, – несмотря на свой физический возраст, – а кто-то – младше. И это сразу заметно.

– И ты можешь определить, кто из нас старше, а кто – младше?

– Конечно. Но чем ты старше, тем точнее ты можешь определить духовный возраст другого. Если же ты молод, – тебе это сделать намного труднее, а порой – и вовсе невозможно. Молодым людям кажется, что все одинаковы, потому что в их собственной душе не представлена шкала своего собственного духовного опыта. Им еще не с чем сравнивать.

– Хорошо. Не буду с тобой спорить. Я и в христианстве-то разбираюсь не очень. Но я очень уважаю древние верования и науки, и, если ты их изучала, то я могу только порадоваться за тебя. Одно мне не нравится, – когда ты говоришь обо мне, как о младенце. Мне кажется, – ты меня немного недооцениваешь.

– Ну, разве что немного… – улыбнулась Тилли.

– Хорошо. Тогда объясни мне, как ты определяешь, – кто старше, кто младше?

– Я отвечу. Только сначала хочу заметить, что определение духовного возраста окружающих вовсе не является хоть сколь-нибудь интересным для меня занятием. Более того: оно волнует меня меньше всего. Просто иногда приходится сталкиваться с довольно капризными, самовлюбленными взрослыми детьми, которым всегда хочется урвать у меня кусок моей жизни или моего жизненного пространства. Иными словами, от подобных духовных недорослей мне нередко приходится терпеливо отбиваться, потому что им почему-то кажется, что весь мир принадлежит им одним и они вправе требовать для себя всего, что им захочется. Они склонны воспринимать других, как часть внешнего антуража, как некие неживые объекты, которые они не прочь присвоить себе. Продолжать дальше?

– Нет. Я понял, что ты метишь в меня.

– Правильно понимаешь. Когда-то же надо взрослеть! Но я еще не сказала, по какому принципу можно определить духовную зрелость человека.

– Не надо! Я уже понял.

– Но ты хотя бы понял, что эти юные взрослые, совершая свои «детские» ошибки, вредят, в первую очередь, самим себе?

– Да. И вчера ты мне недвусмысленно дала это понять.

– Эта тема намного шире, чем ты думаешь. Если человек совершает ошибку, то вовсе не обязательно, что наказание за нее он получит тут же, сразу, и непосредственно от того, кто был им обижен. Этот ответ может прийти и через кого-то другого или что-то другое, с другого конца света, в другое время, а порой – и в другой жизни. Но за любой твой проступок тебе придется заплатить, – причем, намного дороже, чем ты сам оцениваешь его выгоду для себя.

– Ну, здесь мне придется поверить тебе на слово…

– Вот ты сам и затронул еще один из аспектов определения духовного возраста. Духовно зрелый человек не нуждается в вере «на слово»: подсознательно он и сам все знает и помнит. Ему ничего не нужно доказывать, потому что в нем сконцентрирован весь предшествующий духовный опыт. Он сопоставляет между собой различные кармические ситуации, – часто даже неосознанно, – и находит в них те закономерности, которые невозможно бывает отследить за одну человеческую жизнь. А духовно незрелому человеку кажется, что все мировые закономерности ограничиваются одной лишь его жизнью, за пределами которой, – ни вперед, ни назад, – ничего больше нет. Поэтому он с легкостью нарушает Божьи заповеди, не опасаясь, что за этим последует неминуемое наказание. Он, конечно, частично может даже верить в Бога, в вечную жизнь и необходимость расплаты за свои грехи на Последнем Суде, – но лишь до тех пор, пока речь идет о каких-то абстрактных вещах, которые ни к чему его не обязывают. Например, он может прийти на мессу, чтобы положительно зарекомендовать себя перед местным священником и его добропорядочной паствой. И в этот момент он совершенно искренне верит в Бога. Но когда дело доходит до его собственных жизненных планов, – он все равно будет действовать лишь ради своей материальной выгоды, потому что реальность земного плана существования – видима, ощутима, и ее невозможно опровергнуть. А вот реальность Бога и Его высшей справедливости есть уже реальность иная, – реальность человеческого разума, которая не так просто обретается, как, например, реальность материального мира.

Сделав паузу, Тилли продолжала:

– Если ты веришь «на слово», – ты не веришь вообще, – просто потому что не знаешь, не ведаешь того, во что желаешь верить. Знают лишь мудрецы, потому что их знание выходит за пределы опыта одной-единственной человеческой жизни. Духовный опыт многих воплощений суммируется в человеческой душе, и получивший к нему доступ человек становится намного старше своего биологического возраста, а потому может оперировать теми данными, которые превышают обычные человеческие знания.

Закончив говорить, Тилли посмотрела на Роберта. Он уныло молчал.

– Слышит он хоть что-нибудь, или нет? – подумала она.

А вслух продолжала:

– Ты понимаешь, о чем речь? Духовный человек – это нечто большее, чем обычный человек. Он живет мудростью нескольких жизней, пользуется опытом этих жизней, – хотя бы только на уровне предчувствия: не обязательно ему все помнить. В нем может присутствовать лишь понимание закономерностей, – и этого ему будет достаточно, чтобы не совершать лишних ошибок.

– Очень сильное предчувствие у женщин. Они, что, – старше нас?

– Ну, нет, Роберт. Хотя… – внезапно Тилли осенила интересная мысль. – А, знаешь, в зороастрийском учении есть такое правило: человек является андрогинным существом, – мужчиной и женщиной одновременно. Он состоит из двух половинок, – мужской и женской. Чтобы полностью раскрыть все свои возможности, он должен воплотиться как в мужской, так и в женской своей ипостаси. Мужская – первична, женская – вторична. Выполняя одну и ту же задачу, человек должен пройти сначала через мужское воплощение, затем – через женское. В мужском теле он создает некую новую творческую реальность, совершает свое собственное духовное открытие. Мужчина представляет как бы солнечную, световую фазу своего человеческого проявления, соответствующую миссии творца. Затем он получает женское тело и начинает выполнять женскую, лунную миссию: ничего нового он уже не создает, зато улучшает, совершенствует старое. Устраняет все свои былые ошибки, проводит полную очистку и коррекцию своего творческого продукта. В конечном итоге, – сохраняет и проводит его в жизнь. Одним словом, – применяет свое детище на практике. Мужское воплощение, стало быть, символизирует теорию, а женское – практику. Женщина приходит в этот мир уже с имеющимся, наработанным в ее мужском прошлом запасом, со своим знанием, – хотя оно может ею и не сознаваться. Ей просто не надо создавать ничего нового: в ней уже есть все, что было бы интересно ей в жизни. Женщине остается лишь совершенствовать все созданное ею ранее, когда она была мужчиной. Она изначально владеет каким-то знанием, в то время как мужчина лишь создает или впервые открывает его. Ты понимаешь, о чем я говорю?

– Да. Полноценной человеческая жизнь может считаться лишь тогда, когда человек проходит и мужское, и женское воплощение.

– Совершенно верно. И на этом ставится точка. Две жизни подряд человек занимается одним и тем же делом, и только по завершении этой работы, состоящей из двух фаз, – дневной и ночной, явной и тайной, – он может переключиться на какое-нибудь иное, новое дело. Это, конечно, – не ответ на твой вопрос, потому что люди воплощаются чаще, чем дважды, и нарабатывают свой жизненный опыт с совершенно разной интенсивностью, – но в отношении символическом… Конечно, – да: женщина старше мужчины. Но в каждом конкретном случае все может быть совсем по-другому: опыт-то у нас все равно разный. Способность к предчувствию женщине дана большая, чем мужчине, – наверное, именно потому, что ей больше нужно вспоминать и восстанавливать, ведь она пользуется прошлым опытом, а ему – делать что-то новое, ведь он смотрит в будущее.

Тилли заметила, что Роберт начал как-то странно на нее смотреть, и, растерявшись, замолчала.

– Почему ты на меня так смотришь? – спросила, наконец, она.

– Значит, ты потому не сердишься на меня, что видишь во мне неразумного ребенка?

Опять двадцать пять! Мне бы его проблемы! – подумала Тьодхильд. Все это время он только о том и думал, – как он выглядит в ее глазах, какое он производит на нее впечатление и является ли это впечатление убедительным для ее уважения к нему и восхищения им?.. Проблемы, проблемы, проблемы…

– Не совсем так, – вздохнула Тилли. – Здесь все намного сложнее.

– То есть?

– Неважно. Мне нечего по этому поводу тебе сказать.

– Думаешь, я не пойму?

– Но я же имею право на ошибку?

– Нет! Никакого! Если ты считаешь себя такой уж духовно взрослой, то, будь добра, соответствуй!

Тилли засмеялась

– Если ты меня так понял, – прошу простить меня.

– Ах, я еще и не способен тебя правильно понять?

– Не злись, Роберт.

– Вот скажи тогда: почему я тебе вчера так по-свински нагрубил?

– У тебя большие трудности. Но мы поговорим об этом чуть позже. Уверена: я смогу тебе помочь.

– Я только хочу, чтобы ты знала: вчера я просто очень разозлился на тебя и наговорил тебе кучу гадостей, но я бы никогда не тронул тебя! Никогда, Тилли! Это – правда. Ты мне веришь?

– Верю – не верю… Какая тебе разница? – устало отмахнулась Тилли.

– Нет, для меня это очень важно!

– Хорошо, верю.

– Точно?

– Послушай, Роберт, чего ты хочешь?

– Хочу, чтоб ты знала, что ты значишь для меня…

– Что сейчас об этом говорить?..

– Тилли! Ты для меня… Ты – моя спасительница.

– А как ты себя сейчас чувствуешь?

– Спасибо. Если тебя это действительно интересует… то хорошо… Ты мне очень помогла. Ты просто спасла меня от неминуемой смерти. Я бы никогда не посмел обидеть тебя. Да я вообще еще ни разу не обидел ни одной женщины…

– Неужели? Как это тебе удалось? – насмешливо спросила Тилли.

– Я показался тебе, наверное, таким самодуром… дикарем… Но я – не такой! Правда, Тилли… Я так тебе благодарен…

– А ты мне, между прочим, еще даже не заплатил. По-твоему, я – что, занимаюсь своей работой просто так, для собственного удовольствия?

– Нет, конечно, прости! Возьми мой кошелек на сундуке в углу. Он привязан к брэ. Можешь забрать все находящиеся там деньги.

– Да? – как можно нахальнее старалась говорить Тилли, отвязывая кошелек. – Посмотрим, во сколько ты оцениваешь свою жизнь! Сто двадцать пять пенсов! А не мелковато будет для наследника столь представительной фамилии?

Роберт смутился.

– Просто у меня с собою ничего больше нет. Я ведь ехал на охоту. Но скоро приедет Поль и привезет еще. А если будет мало, я сам съезжу домой и привезу столько денег, сколько ты захочешь.

– Ну-ну, будем надеяться, – скептически ответила Тилли и повернулась, чтобы уйти.

– Тилли! – позвал ее Роберт.

– Я занята, Роберт. У меня цыплята и Люси не кормлены.

– Какая еще Люси?

– Моя козочка. Самая лучшая козочка в мире.

– Хорошо, сейчас ты пойдешь. Только я хочу сказать тебе еще два слова.

– Ну, слушаю, – нехотя повернулась к нему Тилли.

– Я слишком молод, – как ты говоришь, – чтобы разбираться в хитросплетениях духовных постулатов различных традиций, но я хочу сказать тебе следующее. Я не знаю, где здесь – истина, где – ложь. Может, ты и права. Но я очень боюсь за тебя: ты слишком смело высказываешь свои мысли, – а они тебе грозят большими неприятностями.

– Бойся за себя. А я уж как-нибудь сама справлюсь со своими трудностями.

– Ну, зачем ты так? Я же хочу помочь тебе.

– Если мне когда-нибудь и понадобится чья-то помощь, – ты будешь последним, к кому я обращусь.

– Кажется, я понял: ты хочешь от меня избавиться. Так, может, мне прямо сейчас подняться с кровати, сесть на коня и уехать? Ты не желаешь меня больше видеть, – я тебя правильно понял?

Девушка вспылила. Она стремительно подошла к постели Роберта и остановилась прямо перед ним, сварливо уперев руки в бока.

– А я тебя не держу! Можешь ехать, – куда хочешь! Я сделала все, чтобы ты выжил, и теперь тебе нечего опасаться. Ты действительно можешь ехать прямо сейчас, – пожалуйста!

Тон, каким все это было сказано, убедил Роберта в том, что она не хочет, чтобы он уезжал. Да и у него такого желания, конечно же, не было. Ему сразу стало тепло и уютно, и он не нашел ничего иного, кроме как сказать:

– Нет, солнышко мое, я уж лучше останусь. Иначе, если со мною что-нибудь случится, – ты себе этого никогда не простишь.

Тилли почувствовала себя уязвленной до глубины души. Она стояла перед ним, разъяренная, как дикая львица, приготовив к бою полный арсенал своих громов и молний, а он ей в ответ лишь умиротворенно улыбался. Так кто из них здесь неразумный ребенок?

– А он умнее, чем я думала, – мелькнула у нее мысль. – Что ж, так даже лучше. Только я тут перед ним стою теперь, как дура. Надо же: еще никто в жизни не выводил меня из себя так, как он!

– К тому же, – продолжал Роберт после короткой паузы, – ты ведь обещала сделать мне гороскоп. И я никуда не уеду, пока ты не исполнишь своего обещания.

– Ах, да! Гороскоп… – вспомнила она.

После головокружительных вчерашних событий она не только позабыла о своем вчерашнем намерении, но у нее даже напрочь пропало такое желание. Она уже решила для себя, что он – не герой ее романа и с ним у нее ничего не выйдет. Так зачем ей знать его гороскоп?

– Ты не заслужил гороскопа, – по-прежнему резко ответила Тилли, понимая, что выглядит от этого еще глупее. – И вообще: зачем тебе гороскоп, если ты христианин? Бог ведь накажет!

– Бог, как ты сама сказала, за это не накажет.

– И ты веришь словам безумной ведьмы? Да мой ведь интерес именно в том и состоит, чтобы свести тебя с пути истинного и сдать, тепленького, в руки своему хозяину дьяволу. Ты думаешь, – почему я взялась тебя лечить? Только из-за денег? Или, быть может, из человеколюбия? Откуда у нас, ведьм, человеколюбие? Да уже одно то, что ты начал мне верить, есть верный знак, что ты подпал под мою власть. Я тебя заколдовала, и ты веришь всему, что я тебе говорю!

– Ну и продолжай в том же духе! Зачем же ты сейчас во всем созналась? Пожалела, что ли? Разве свойственна ведьмам жалость? Продолжай совращать меня и дальше! Что же ты остановилась?

– Ты говоришь так, словно у тебя Венера в Скорпионе! Уже на глазах меняешь свою личность!

– А что такое Венера в Скорпионе?

– Это – то, что ты мне сейчас наговорил! Впрочем, может, у тебя там Луна? Тогда с тобой все ясно.

И, оставив озадаченного Роберта, совершенно не понимающего, что такое Луна в Скорпионе, Тилли ушла. В конце концов, что бы там с ней ни происходило, – ее цыплята не должны от этого страдать!

Выполнив свой хозяйский долг перед домашними питомцами, Тилли вернулась в хижину. Ее просто распирало от любопытства: что же там, действительно, в его астрологической карте? Где там на самом деле Венера и Луна? Венера явно не может быть в Скорпионе: ее никуда дальше Близнецов, с одной стороны, и Рыб, – с другой, – не пустят, а вот Луна – легко! Заглянув в эфемериды, Тилли быстро разобралась с координатами Робертовых планет. Как она и предполагала, несколько планет действительно попало в знак Овна. И Венера, – вместе с ними. Овен, конечно, – не Скорпион, но что-то скорпионское в нем все же есть. Хотя бы управители: в Скорпионе дневным управителем является Плутон, ночным – Марс, а в Овне – наоборот. К тому же, Венера в Овне была в соединении с Плутоном, так что проявившиеся скорпионские ее черты не были случайностью.

Луна, – бедная Луна! – подобно Венере, была в изгнании, – в Козероге.

– Да уж… Тут есть чему посочувствовать. Венера в Овне, Луна в Козероге, – как тут быть с любовью? Да он всегда будет мечтать о несбыточном, искать свой идеал, но не найдет его никогда! А как же тогда я? – вдруг с ужасом подумала Тилли. – Ведь я же – здесь! Я у него уже есть! Неужели он не сможет принять меня? Неужели мы не будем вместе?..

Эта неожиданная мысль, как громом, поразила девушку. Как? Неужели она до сих пор желает быть с ним? После всего, что он ей вчера наговорил?.. Ведь еще вчера она наотрез от него отказалась. А стоило только увидеть в его гороскопе, что у него проблемы с любовью, так сразу за него и ухватилась! Может, из чувства жалости? Или протеста? Из желания спасти его от столь жестокой судьбы? Ведь в мире ничего фатального нет. Если она ему поможет, то все у него может сложиться по-другому!

И тут впервые Тилли подумала о том, что они действительно могут потерять друг друга, если будут и дальше продолжать в том же духе. Она будет ждать, пока он опустится перед ней на колени и начнет умолять о снисхождении, а он будет злиться на ее резкий характер и каждую минуту порываться плюнуть на все и уехать, чтобы навсегда забыть о ней. И кто от этого выиграет?

– Нет, так нельзя, – решила она. – Кто-то же из нас двоих должен быть умнее. Так почему бы не я? Ведь я – единственная, кто все уже знает. Я и отвечаю за нас двоих перед Господом. Если я знаю, что он – моя половинка, то зачем я треплю ему нервы? Мне так нравится? Но так ведь можно все разрушить! И виновата в этом буду только я. Не он, а я, именно я! Ну, почему я вчера убежала, когда он пытался меня поцеловать? Ему же наверняка было очень трудно на это решиться! А я, – раз! – и все разрушила! Второго такого случая может теперь и не представиться. Ну, нет в нем гармонии со своей женской частью! Поэтому я должна ему помочь, а не ждать, пока он все сделает сам. Сам он никогда этого не сделает, тем более сейчас, когда я так его напугала.

Больше всего в гороскопе Роберта Тилли беспокоило скопление планет в Овне с участием Черной Луны, которая находилась в точнейшем соединении с Меркурием. Это значит – что? – он подвержен обманам. Его легко ввести в заблуждение, – и это может стоить ему жизни. Черная Луна в Овне – это не шутка! Отсюда – и покушение на убийство.

– Кстати, – подумала Тилли, – а где Черная Луна сейчас? Она же обязательно должна была как-то себя обнаружить!

Быстро найдя координату Лилит на текущий период, девушка только руками развела:

– Ну, конечно! В транзите, как и в радиксе, она идет в соединении с Плутоном, – а это планета катастроф, – да еще и проходят они по радикальному Урану. Вот откуда внезапное нападение. Реализовалась как раз ситуация натальной карты.

Но куда больше Тилли заинтересовало другое. Оказывается, Черная Луна подходит сейчас к соединению с радикальной Белой Луной, которая у Роберта находится в Тельце, а транзитная Белая Луна, наоборот, соединяется с радикальной Черной в Овне. Прямая взаимная рецепция показателей света и тьмы! То же самое было и в ее гороскопе, когда она впервые летала на Венеру и познакомилась со странным белым львом.

– Значит, перед ним сейчас стоит серьезный выбор. Вот потому он и встретился со мной, чтобы я ему помогла! А я, вместо этого…

Тилли стало стыдно. Нет, она, конечно, уже кое-что для парня сделала. И даже не кое-что, а многое: она фактически спасла его от смерти. И об этом, кстати, тоже свидетельствуют показатели его гороскопа. Ведь у него подряд идет несколько планет: сначала Венера, потом Плутон, Меркурий, Черная Луна и Солнце. А Белая Луна сейчас проходит по Овну, включая стеллиум планет. Пока что она соединилась с первой из них, – Венерой. По сути дела, помощь со стороны светлых сил Роберт получил именно от Венеры.

Проходя по Черной, Белая Луна стерла все зло, заложенное в гороскопе Роберта, – причем благодаря вмешательству Тилли. Но ведь и Черная Луна сейчас идет по Белой, – а это значит, что добро тоже может быть стерто. И что тогда? Человек без руля, без ветрил, не знающий, – где черное, где белое?

– Судя по всему, – подумала Тилли, – на меня у Роберта сейчас единственная надежда. Я должна взять на себя миссию Белой Луны и повернуть ситуацию так, чтобы силы света перевесили силы тьмы. За Венерой сразу идет планета магии Плутон, – и здесь я поступила совершенно правильно, что не ограничилась обычным лечением, а использовала магические средства, чтобы отвести от Роберта дальнейшую угрозу жизни. Ведь он – не чужой мне человек, а, может, даже самый близкий, – да, думаю, так оно и есть! – и потому я имею право сделать для него все, что считаю нужным, – причем, даже без его ведома. Я прекрасно знаю, что ему нужно, и, – более того, – знаю все наперед. Или думаю, что знаю. Во всяком случае, этот человек не случайно появился в моей жизни: мы должны друг другу помочь. Наверное, Роберт и сам догадывается об этом.

Ахиллесовой пятой молодого Лаворски была внутренняя агрессия, грозившая ему притяжением агрессивных сил извне. У него была карма воина, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Да Тилли и на себе уже успела испытать его неумеренную вспыльчивость, – ничего хорошего ни ему, ни окружающим она не сулила.

– Что ж, – подумала девушка, – к бою! Так просто я его не отдам! И если он сам не понимает, в чем его счастье, то я смогу ему это доходчиво объяснить. В конце концов, мне это нужно не меньше, чем ему. Его проблемы – мои проблемы. А мои… – Тилли на минутку запнулась, – вряд ли станут его проблемами, – в этом нужно признаться себе откровенно.

Из другого отсека комнаты послышался голос Роберта: он опять ее позвал. С неожиданной для него готовностью Тилли взяла табуретку и села у его постели.

– Что ты хотел? – пытаясь усилием воли смирить свое бьющееся сердце, спросила она.

– Скажи, Тилли, ты знаешь что-то об этом происшествии в лесу? Мне почему-то кажется, что тебе известно, кто в меня стрелял.

В который раз девушка была поражена проницательностью молодого Лаворски. Или, быть может, все объясняется намного проще, – всего лишь тем, что он – ее второе я? Собравшись с мыслями, она ответила:

– Возможно. Но ты уверен, что действительно хочешь получить ответ на свой вопрос?

– Ну, конечно, Тилли!

– Ты меня не понял. Ведь может случиться так, что имя, которое ты услышишь, очень огорчит тебя. Я же, со своей стороны, могу тебя заверить, что этот человек больше не будет пытаться тебя убить.

– Откуда ты знаешь?

– Ну, я же ведьма. Я знаю.

– Но как ты это узнала? Нет, Тилли, – решительно добавил Роберт. – Давай уж все начистоту и по порядку. Это кто-то из близких мне людей?

– Увы, да, – сделав небольшую паузу, ответила Тьодхильд, внимательно вглядываясь в его лицо.

К своему большому огорчению, она заметила, что лицо парня болезненно передернулось и словно вмиг окаменело. Она не хотела причинять ему боль, но он сам этого захотел. Собственно, к чему было сообщать ему эти сведения, если она точно знала, что со стороны Александра Роберту опасаться больше нечего? Может, лучше было бы, если бы он ничего и не узнал? А так, – отношения между братьями теперь вконец испортятся. Еще, чего доброго, он пожелает отомстить Александру, и тогда – война! Разве это – то, что им сейчас нужно? Лучше было бы, если б они помирились… Но было уже поздно.

– Кто же это? – раздраженный долгим молчанием Тилли, спросил Роберт.

– Ты готов услышать? – снова спросила девушка.

– Да, черт возьми! Да! Говори скорее!

– А ты мне поверишь?

– Тебе – да.

– Но я же ведьма.

– Плевать! Все мы в глубине души – ведьмы, и я стану ведьмой прямо сейчас, если ты мне немедленно не скажешь!

– Это твой брат.

Вероятно, Роберт ожидал такого ответа. Но, услышав его от Тилли, он был потрясен.

– Александр?

– Да, Александр.

– Но откуда ты знаешь Александра?

– Иногда мне приходится знать больше, чем мне бы того хотелось.

Помолчав немного, Тилли добавила:

– Уверяю тебя: Александр не причинит тебе больше вреда.

– Откуда ты знаешь?

– Уж знаю.

– Это – что, благодаря тебе? Благодаря твоему вмешательству в это дело?

– А ты бы принял такой ответ?

Вот уж, действительно, – этого Роберт совсем не знал. Он не знал, как ему отнестись к такой искривленной реальности, если бы она вдруг оказалась правдой. Принять или отвергнуть? Хорошо или плохо, если лесная ведьма берется его опекать? Не похоже ли это на сделку с дьяволом?

Дьявол и Тилли… Подобный союз казался Роберту невозможным, немыслимым. А что, если она действительно не имеет никакого отношения к нечистой силе, если она просто чище многих, – тех, кто считают себя истинными христианами, приближенными к Богу, и проклинают всех магов-целителей из народа, называя их колдунами и ведьмами? Так, может быть, сама по себе магия и не есть зло, если с ее помощью исцеляются безнадежно больные и от людей отводятся многие беды? Ведь главное здесь – не продавать свою душу, – а вот этого как раз Тилли от него и не требует. По крайней мере, она не предлагала ему ничего такого, что могло бы расцениваться как давление на него, на его совесть, как испытание его верности Господу.

– Не волнуйся, – внезапно прервала неловкую тишину Тилли. – Александру тоже ничто не грозит. Но ему больше не захочется тебе вредить.

– Странно… – Роберт был рад, что можно было перевести разговор на другое. – Я никогда не думал, что он на это способен. Хотя… Я его очень хорошо понимаю. Ему есть за что меня ненавидеть. Но я не желаю ему зла. Все-таки он – мой брат.

– А за что он тебя ненавидит? – осторожно спросила Тилли.

– Ну, ты же ведьма. Ты лучше меня должна это знать. Если ты знаешь, кто в меня стрелял, то ты, наверное, знаешь, почему он так поступил.

После слов Роберта девушка поднялась было, чтобы уйти, но он не пустил ее, придержав за руку.

– Нет, постой, не уходи. Ну, хорошо, я все тебе расскажу. Я думаю, – он сделал это из-за женщины.

Парень заставил Тилли снова сесть, чтобы выслушать его рассказ.

– Дело в том, что у меня есть невеста, – начал он. – Наши семьи еще лет десять назад обо всем договорились. Так довольно часто бывает в дворянских семьях, – родители женят и выдают замуж своих детей ради денег или каких-то социальных преференций.

– Ну, это происходит не только в семьях аристократов!

– Ты права. Но, мне кажется, у простолюдинов в этом отношении свободы все-таки побольше. Им чаще представляется возможность выбрать себе жену или мужа по вкусу.

– Когда как.

– Ну, вот. Это была бы очень выгодная партия, – во всяком случае, для нашей семьи. И я уже давно был должен сделать предложение назначенной мне в жены милой девушке, но пока не решаюсь. А вот мой брат Александр всеми силами пытается меня обойти, привлечь ее внимание к себе. Судя по всему, он ее действительно любит. И, – честно тебе скажу, – для меня это был бы наилучший исход. Я бы с радостью уступил эту девушку брату, если бы не отец, который настаивает на том, чтобы на ней женился именно я.

– Да, – сочувственно вздохнула Тилли, – тяжелая у вас, феодалов, доля. Нет у вас настоящей свободы. Но, может, не так все и плохо? Знаешь, есть такое правило: если ты не в силах изменить сложившиеся обстоятельства, измени свое к ним отношение. Принимай это, – как подарок судьбы. Разве что если твоя невеста на редкость некрасива…

– Нет, напротив: она красавица.

– Тогда в чем дело? – притворилась непонимающей Тилли.

– Все очень просто: я не люблю ее. Возможно, я слишком люблю свободу, – больше, чем женщин, – и не считаю себя готовым к женитьбе.

– Ах, вот оно что! – рассмеялась Тилли. – Милый мальчик противопоставляет свободу и любовь! Знаешь, к чему это приводит? К геенне огненной, которой вы, христиане, так боитесь!

– Я не понимаю тебя.

– Знаешь, Роберт, я не очень хочу начинать здесь философский диспут. Тем более что ты не имеешь никакого отношения к философии. Но на одно обстоятельство я не могу не обратить твое внимание. Свободу нельзя любить ради самой свободы. Сама по себе она бессмысленна и ничего не стоит. Ну, скажи, пожалуйста, чего стоит свобода согрешившего Адама? Что хорошего она ему дала? Свобода должна иметь определенное содержание, определенную духовную наполненность. Свобода должна быть ради чего-то. И когда человек говорит о том, что свободу он любит больше, чем женщину, то тем самым он противопоставляет идею свободы и идею любви. А это возможно лишь в одном случае. Согласишься ты со мной или нет, но идея любви – это идея положительной свободы, наполненной конкретным содержанием. Ведь именно таким путем Господь когда-то создал этот мир, – соединением свободы и любви. Свободное волеизъявление Творца, дарующего нам высшую любовь… впрочем, тебе это не интересно.

– Нет, отчего же, продолжай. Я внимательно тебя слушаю.

– Ну, хорошо. Ты сам напросился. Любовь никогда не будет любовью, если она не предполагает полной свободы выбора, добровольного избрания объекта этой любви. Равным образом, и свобода не будет свободой, если она не основана на любви, – на самом высшем благе, которое только может быть доступно человеку. Идея любви есть идея добра, идея нелюбви есть идея зла. Если, избегая любви, человек говорит, что предпочитает свободу, то такая свобода, – основанная на нелюбви, – есть свобода отпадения от нашего благого мира, – отпадения в пустоту, «во тьму внешнюю», как сказано в Евангелиях. Ты этого хочешь?

– Да нет же! Конечно, нет, Тилли! Может быть, я неправильно выразился… Я не ищу свободы без любви. Потому я и не хочу жениться… на леди Амели. Дело не в том, что я не хочу жениться вообще. Хотя… иногда мне так кажется, – но лишь в минуты отчаяния! Я хочу жениться… то есть… я хотел сказать, что мог бы захотеть жениться, если бы встретил такого человека, которого мог бы полюбить. И свобода здесь ни при чем. Наверное, я просто прикрываюсь идеей свободы. Я сам себе пытаюсь объяснить, почему у меня все так складывается… не так, как хотелось бы. Нет, Тилли, я хочу, я очень хочу любить! Но… я не встречаю такой девушки…

– Нет достойных? – язвительно спросила Тилли.

– Ой, только, будь добра, хоть ты не издевайся надо мной! Ты же лучше кого бы то ни было меня знаешь!

Последняя фраза поразила не только Тилли, но и самого Роберта. Он удивленно посмотрел на свою собеседницу, словно пытаясь отыскать в ее глазах хоть какое-то объяснение своим внезапно сорвавшимся с губ словам.

– Я хотел сказать… мне кажется, что ты очень проницательна… видишь людей насквозь.

– Иногда – да.

– А меня? Меня ты понимаешь?

– Пока не совсем.

– Ну, значит, я переоценил твои возможности, – с некоторым облегчением вздохнул Роберт.

– Может, и переоценил. Это, все же, лучше, чем недооценить.

– Что ты имеешь в виду?

– У нас сложился непростой разговор, Роберт. Пора его заканчивать.

– Ну, если ты так говоришь… Но я еще не получил от тебя ответа на свой вопрос. Почему ты сказала, что Александр мне больше не опасен?

– Он очень устал от своей многолетней ненависти к тебе и сам бы рад отказаться от изматывающей его душу жажды мести. Откажись от своей невесты, и тогда у него будет шанс завладеть ее сердцем. А тебя он с радостью оставит в покое.

– Легко сказать! Отец никогда с этим не согласится! Да и она…

– Все очень просто. Тебе нужна свобода, или тебе не нужна свобода? Свободы без любви не бывает. Ты всегда будешь чувствовать себя, как в тисках, если будешь связан с нелюбимым, чужим тебе человеком. Но если ты хочешь свободы, – возьми ее. В мире вообще нет ничего проще, чем свобода. И ничего не достается нам легче, чем она. Знаешь, почему? Да потому что все ее истоки – в самом человеке. Чтобы добыть свободу, человеку ничего больше не нужно, кроме самого себя. В нем самом уже есть все, что нужно для свободы. Если ты уверен, что не любишь свою невесту, – откажись от нее. А твой отец… в худшем случае он лишит тебя наследства. Что для тебя важнее?

– Да! Я могу пожертвовать наследством ради любви! Но где она, – эта любовь? У меня ведь даже нет любви. А может и не быть ее вообще! И что тогда? Тогда, наверное, было бы лучше, если бы все оставалось, как есть… К тому же, мне жаль отца…

С нескрываемым разочарованием Тилли выразительно посмотрела ему в глаза. Роберт растерянно смотрел на нее, часто мигая. Он уже понял, что сказал что-то не то, но все еще надеялся, что она поймет его правильно.

– Вот и поговорили, – сказала Тилли и уже поднялась, чтобы уйти, но он снова ее удержал.

– Нет, постой! Я сказал не совсем то, что думал… Я просто запутался. Помоги мне!

– Почему я? – в раздражении ответила Тилли. – Я и так уже сделала для тебя слишком много. Ты даже не представляешь!.. В общем, дальше разбирайся со своими проблемами сам.

– Но что же мне делать? Как мне поступить?

– Ты уже взрослый мальчик.

– Тилли! Я никому еще не открывался так, как тебе…

– И что? По-твоему, я должна сейчас разрыдаться от умиления? Ах, милый Роберт, я так тронута твоим доверием! Ты – мужчина, или кто? Ты не можешь самостоятельно решить, что тебе нужно? Хочешь, раскрою тайну, как это сделать? Просто задай себе прямой вопрос и отвечай на него без страха. Ответ лежит на поверхности. Мне он, по крайней мере, виден и слышен за десять миль. Ты просто сам не хочешь его услышать. Ты задаешь мне вопрос, ответ на который давно уже дал себе сам, и хочешь, чтобы я озвучила его? Не дождешься!

– Тилли…

– Все, Роберт. Все. Больше я с тобой говорить не буду. Во всяком случае, – на эту тему. Кстати, на другие – тоже, потому что ты уже вполне здоров и можешь отправляться домой.

– Уже?..

Роберт был просто поражен. Слова Тилли прозвучали для него, как приговор. Он ни за что не хотел покидать это удивительное место и эту удивительную девушку, которая давно перестала казаться ему странной. Теперь он знал: она – самый чистый и искренний человек из всех, кого ему доводилось встречать в своей жизни. Открытая и непосредственная, она не боялась ничего, даже правды. А страх покидает человека лишь с обретением силы. Только сильный человек ничего не боится.

– Этого не может быть… – думал Роберт. – Я всегда считал себя сильным и бесстрашным. В скольких рыцарских турнирах я участвовал! И почти всегда выигрывал! Думал, что я – самый смелый и отчаянный. А оказалось… эта девушка открыла мне дверцу в мир моих тайных страхов, и теперь я чувствую себя раздавленным, почти убитым… Но в чем она неправа? И разве она не поступила со мной справедливо? Ведь это к лучшему, что она указала на мои страхи сейчас, когда она здесь, со мною, и может помочь, направить меня… Ведь так? Она ввела меня в этот скрытый мир, – она должна указать мне и способ победы над страхом. Если, конечно, она – порядочная девушка, ведь порядочные девушки именно так должны поступать!

– А почему ты ничего не боишься? – спросил он.

– Я – не боюсь? – с удивлением ответила девушка. – С чего ты взял?

– Мы же много с тобой говорили… И у меня сложилось такое впечатление.

– Ну, в разговоре все мы сильные и смелые…

– Ты – не только в разговоре. Это я знаю точно.

– Если я не боюсь того, чего боишься ты, то это не значит, что я не боюсь того, чего не боишься ты.

– Правда? – удивился Роберт. – А чего ты боишься?

– Разговор сейчас не обо мне.

– Да что ты? И ты видишь разницу между тем, что мы говорим о тебе, и тем, что мы говорим обо мне?

– Ух, ты! – от восторга у Тилли даже дух захватило. – Да ты, я вижу, – самородок!

– Да нет, что ты! Я просто уже десятый день общаюсь с тобой!

– И еще льстец!

– Нет, правда, Тилли. Чего боишься ты? Мне просто интересно, чего может бояться такое уникальное создание. Я ведь был с тобою откровенен и имею право на такую же откровенность с твоей стороны.

– Разве это ты был со мной откровенен? По-моему, это я тебе указала на твои проблемы. Впрочем, если говорить о твоем оригинальном поведении, вскрывающем разом все твои спрятанные болезни, то тогда, – да! Ты был со мной обезоруживающе откровенен! В таком случае, я предоставляю тебе такое же право. Ты можешь сам определить мои страхи.

– Ну, я думаю, ты не настолько глупа, чтобы их демонстрировать…

– Нет, почему же? Страхи вообще плохо подчиняются внутреннему контролю. И мои страхи не могут не быть заметны.

– Нет, я не могу так сразу ответить.

– Вот и хорошо! Я тоже не имею ни малейшего желания раскрывать тебе всю свою подноготную, – весело ответила Тилли. – Тогда разговор окончен, и тебе пора собираться в путь.

Тилли хитрила, ибо была уверена, что никуда он уже не поедет.

– Ты боишься меня? – внезапно спросил Роберт.

– С чего ты взял? – с видом оскорбленной невинности спросила Тилли.

– Почему ты убежала, когда я попытался тебя поцеловать? И почему ты не ночевала сегодня дома?

Девушка растерялась. Она была уверена, что он не заметил ее ночного отсутствия. Утром у него был такой убитый вид, что он наверняка пролежал всю ночь, не подымаясь с кровати.

Некоторое время она растерянно смотрела на него, а затем, безразлично махнув рукой, ответила:

– Ну, да, не ночевала! А разве в этом есть что-то противоестественное?

– Нет, конечно! Ты – девственница?

Второй удар.

– Почему ты спрашиваешь? Ты же сам вчера ответил на этот вопрос. Причем ответ был отрицательным.

– Это не был ответ на вопрос, – я ведь уже сказал. И попросил прощения. Я вчера наговорил много гадостей. Может, из меня просто выходили мои внутренние страхи? Тогда это – следствие твоей врачебной помощи, и ты не должна сердиться на меня за это.

– Я и не сержусь. Но тебе пора ехать.

– Мне некуда ехать. Ты ведь знаешь. Можно, я поживу немного у тебя?

Девушка хотела сначала изобразить недоумение и возмущение, но в последний момент решила выйти из ситуации проще.

– А, живи, если хочешь! Ты мне не мешаешь, – и вылетела стрелой из дома.

Роберт не успел ее удержать, – да, собственно, уже бы не решился.

…Целый день Тилли гуляла по лесу. Заходила в гости, – как она любила это называть, – к старой Ингерне, справилась о здоровье ее очередных малышей. Пушистые комочки были в полном порядке и чувствовали себя лучше всех. С радостным писком они весело боролись у норки, кусая друг друга за уши и таская за хвосты. Тилли было даже немного неловко от сознания своей ненужности: никто из лисьих детенышей не был ни болен, ни ранен. Никто в ней не нуждался. Ингерна словно и вовсе забыла о своей старой подруге, да и сама уже была в таком преклонном возрасте, что, если бы не помощь Тилли, она бы вряд ли дожила до этих лет. А ведь было время, когда хитрая лисичка крутилась вокруг нее днем и ночью, – когда ей требовалась помощь для кого-нибудь из малышей. Девушка хотела погладить Ингерну, но та быстро увернулась: не до телячьих нежностей, когда дети не кормлены.

Тилли оставила лесной подруге свой подарок, – только что вынутого из силков серого кролика, – и ушла искать Катберта: быть может, хотя бы он будет с нею приветлив? Быстро смастерив из древесной коры маленький рожок, Тилли подула в этот импровизированный инструмент и тут же услышала знакомый топот оленьих копыт: ее приятель мчался к ней.

Девушка бросилась обнимать появившегося из кустов оленя. Обхватив руками его длинную могучую шею, она прижалась к нему, как ребенок, и на ушко рассказала ему все свои девичьи секреты. Катберт стоял тихо и неподвижно, наклонив к ней ветвистую голову, как будто вслушиваясь в ее слова. Тилли даже показалось, что он ее понимает. Впрочем, почему показалось? Язык любви – язык природы, и все животные его знают, хотя, возможно, любовь они воспринимают по-своему. Они относятся к ней с большей чистотой и непосредственностью. Для животных любовь, – пожалуй, самое главное, что есть в их жизни. Нередко они даже жертвуют собою ради любви. А вот люди делают это значительно реже.

Побродив с Катбертом по лесу, Тилли насобирала душистой земляники. Наелась сама и накормила оленя: как выяснилось, он тоже не прочь был полакомиться сладкими лесными ягодами. Воздух был наполнен удивительным, магическим благоуханием земляники, травы, цветов, и еще чего-то непередаваемого, таинственного, настойчиво зовущего куда-то вдаль… Или это ей только казалось? Не перенесла ли она свое собственное душевное состояние на весь окружающий мир?

Тилли давно не мечтала дойти до линии горизонта. Но ощущение тайны, связанной с ожиданием необыкновенных чудес, прорывающих наш видимый мир, у нее так и осталось. Предчувствием именно такого прорыва к высшим космическим тайнам был наполнен у Тилли весь сегодняшний день. Хотелось, как в ранней юности, носиться по лесу, кружиться по полянам в стремительном, безудержном танце, громко петь, распугивая всех зверей и птиц… Что же это с ней происходит?

Вернулась в свою лесную хижину девушка уже под вечер. На небе вовсю светила премудрая Морриган и зажигались первые судьбоносные звезды.

– Где ты была, Тилли? – услышала она тревожный голос Роберта, едва лишь приблизилась к своей лесной обители. Он стоял у дверей хижины с ведром воды: судя по всему, он только что поил коней.

– Спасибо за Дениза! – весело крикнула ему Тилли и бросилась готовить еду для своих цыплят.

– А Люси напоил? – прибавила она, выглянув из дверей хижины.

Роберт только руками развел.

Накормив цыплят и успокоив, таким образом, свою задремавшую совесть, Тилли с бьющимся сердцем вошла в дом, где давно ожидал ее Роберт. Она уже решила, что сегодня не будет убегать, если он попробует снова… Только решится ли он еще раз? Он ведь тоже ее боится, – ну, надо же, какие они оба удивительно смелые!

– Тилли! – позвал ее Роберт, едва она появилась в проеме двери.

В комнате был полумрак. Лишь тускло горела небольшая масляная лампа.

– Так где ты была? – ты мне так и не сказала.

– Ходила по своим делам. А почему тебя это интересует?

– Мне было скучно и тоскливо одному. Я обошел все здешние места, но далеко заходить боялся, чтобы не заблудиться.

– Это правильно. Кстати, ты не голоден? Нашел, что поесть? У меня оставалось несколько пшеничных лепешек в шкафу, а мясо и молоко – в погребе. Ты нашел?

– Да, спасибо. К тому же, есть мне совсем не хотелось. Я все ждал тебя, Тилли…

– Давай договоримся сразу. Никаких разговоров о твоих брачных проблемах. Мне больше нечего тебе сказать по этой теме.

– А я хочу говорить не о себе, а о тебе.

– Обо мне тоже говорить нечего.

– Вот ты так легко говорила сегодня о свободе, Тилли. А сама ты свободна?

– Думаю, что да.

– И перед тобой никогда не стоял вопрос о браке с мужчиной, которого ты не любишь?

– Конечно, нет, – раздраженно ответила Тилли.

Она уже начинала сердиться, так как не хотела снова включаться в эту тему.

– Прости, но я не очень в это верю. Ты такая красивая… Не может быть, чтобы никто не желал на тебе жениться.

– Ну, я же лесная ведьма. Меня боятся.

– Думаю, что бояться тебя могут лишь те, кто пытался обидеть. А те, кто видел тебя впервые и еще не знал, кто ты? Я уверен, что общаться тебе приходилось с разными людьми.

– Ты же знаешь, что я веду очень уединенный образ жизни.

– Это так. Но ты постоянно ездишь в город, встречаешься с людьми. Да и местные крестьяне к тебе нередко захаживают, – я сам видел. К тебе, наверное, часто приставали мужчины…

– Ну и что? Народ здесь действительно очень горячий. Но я знаю, как с ними разговаривать.

– Не сомневаюсь. Только я никогда не поверю, что тебе встречались лишь такие, кто хотел с тобою поразвлечься. Думаю, что были и настоящие поклонники. Признавайся.

– Ты очень странный, Роберт. Вот зачем бы я стала тебе врать? Да и что мне это даст? Если ты не веришь, – твоя воля. Но это действительно так. Впрочем… – Тилли вдруг вспомнила Конана. – Один жених все-таки был. Но это было так давно, – около восьми лет назад.

Действительно, как раз восемь, – большой цикл Венеры и цикл Стража Прошлого. Очень странное совпадение… Хотя, – какое же это совпадение?

– Расскажи мне об этом.

– С какой стати?

– Почему вы не поженились?

– Я не захотела.

– А как ты вышла из этой ситуации?

– Роберт, тебе не следует сравнивать меня с собой. Я – птица вольная, ни от кого не завишу и никому ничего не должна.

Слова красивые, но они заставили Тилли, неожиданно для себя самой, всерьез задуматься. Дело, конечно, не в том, что она ни от кого не зависит: в любой момент нашлись бы люди, готовые предъявить ей какой-нибудь счет. Тот же Уоллис, например. Он во многом ей помог, – и не только в материальном отношении. Он обеспечил ей безопасность от экзальтированной христианской клики во главе с отцом Анастасием. Если бы не он… Девушка невольно поежилась, представив, что было бы, если бы Эдгара Уоллиса не было в ее жизни. А ведь он не вечен. Ему уже за шестьдесят. Что будет, если?.. Об этом Тилли страшно было даже подумать.

И тут новая мысль буквально сразила ее наповал. Широкая, надежная спина Эдгара – вот та крепость, на которую все это время она уверенно опиралась, наивно считая себя сильной, смелой и не склонной к компромиссам с совестью. Легко маленькой собачке лаять на волка, находясь за крепкими стенами высокого забора! А она-то, глупая, думала, что способна сама себя защитить. Нет, защитить себя она способна лишь при встрече с врагом один на один, – где-нибудь на лесной поляне или в густом лесу. В этих обстоятельствах она кому угодно отобьет охоту причинять ей зло. Но что бы она смогла сделать с целой оравой фанатичных христиан, если бы они пожелали осудить и повесить ее, как ведьму? Перед ними она была совершенно бессильна. И то, что до сих пор ей удавалось избегнуть подобной участи, является ни чем иным, как заслугой ее заботливого опекуна, который любит ее, как родную дочь.

Подумав об Эдгаре Уоллисе, девушке стало очень стыдно. Ведь она, неблагодарная, совсем позабыла его. Довольно часто наведываясь в Бирмингем, она в последнее время все реже и реже стала заходить к нему в гости. Ну, когда она была у Уоллисов в последний раз? Тилли попыталась вспомнить, но не смогла. А он ведь так радуется, когда ее видит, наделяет подарками, приглашает к себе на праздники. И можно было бы объяснить ее нежелание заходить к нему тем, что она не хочет встречаться с Конаном, – так ведь Конан уже лет семь, как женат, и живет совсем в другом месте! Он построил свой дом, – на деньги отца, разумеется, – и давно живет своей семьей. Кажется, у него уже и дети есть. Да, по большому счету, Конан никогда и не был ей опасен, – с таким-то отцом! Узнав, что Матильда не желает выходить замуж за его сына, Эдгар повел себя очень благородно, избавив ее от назойливых приставаний Конана.

Роберт внимательно смотрел на Тилли. Казалось, что он слышит ее мысли.

– О чем ты задумалась? – спросил он.

– Знаешь, у меня есть один покровитель, Эдгар Уоллис. Очень хороший человек, самый богатый здешний землевладелец. Когда-то он любил мою маму, а, когда она умерла, то все заботы обо мне хотел взять на себя. Только вот я не согласилась и переехала жить в хижину лесной целительницы Медлан. Она тоже умерла, – в прошлом году.

– Так ты не всегда жила в лесу? – удивился Роберт.

– Нет, конечно. Но я перебралась сюда давно, когда мне еще не исполнилось и девяти лет. А раньше я жила с мамой в Бирмингеме. У меня там много знакомых, хотя не все они относятся ко мне доброжелательно. Особенно ненавидит меня священник местной церкви.

– Ну, еще бы!

– Да, ты правильно понимаешь. Так вот. Теперь я поняла, что все это время находилась под защитой Эдгара Уоллиса. Я, конечно, знала это и раньше, но всегда как-то недооценивала значение этой защиты. Думала, что нахожусь под бдительным присмотром богини Венеры, которая опекает меня и отводит все возможные житейские опасности. Но, по сути дела, это он, – Уоллис, – как добрый ангел, хранил меня всегда, с самого детства.

– Конечно, Тилли!

– Я настолько привыкла к этой защите, что даже перестала ее замечать. А в последнее время я так редко бываю у Эдгара! И очень теперь об этом жалею. Да! – спохватилась Тилли. – Я же хотела тебе рассказать! Это Эдгар спас меня от замужества с неприятным мне человеком. Дело в том, что на мне хотел жениться его сын, – капризный, неуравновешенный тип с дурной репутацией, еще с детства. Я его всегда терпеть не могла. Так вот. Эдгар вначале обрадовался, когда узнал, что его старшенький выбрал в жены именно меня. Лучшей невесты для своего лоботряса он просто не желал. Но, узнав, что я против, тут же стал на мою сторону и запретил Конану искать со мною встречи. И, ты знаешь, – как отрезало! Довольно скоро Конан женился, и теперь мне даже порою не верится, что я могла когда-то его бояться. Да, ты прав, Роберт, – со мной тоже однажды случилась история, подобная твоей. Но наши степени ответственности за отказ от выгодного брака просто несопоставимы. Отказываясь от Конана, я ничего не теряла. Разве что возможность стать богатой. Я ничего не имею против богатства, если оно не вредит основным интересам человека. Богатство – для человека, или человек – для богатства? И потому никакие несметные сокровища меня не интересуют, если их ценой является отказ от свободы и от занятия своим любимым делом. Если б я стала женою Конана, – мне никто бы не позволил заниматься магией, изучать науки, – а для меня это равносильно смерти. К тому же, ты не представляешь, как он был мне противен! Но у тебя – ситуация совсем иная. Твоя невеста ведь не вызывает у тебя особых неприязненных чувств? И у тебя нет такого любимого занятия, которому могла бы помешать твоя женитьба? Наоборот, твое нежелание жениться как раз и сулит тебе потерю не только состояния отца, но и его дела, которое он должен передать тебе по наследству.

– Ты думаешь, меня интересует возня с землями, каменоломнями и другими отцовскими производствами?

– А, может, ты просто – безответственный человек?

– Да, я безответственный! Потому что я не хочу отвечать за то, что мне неинтересно.

– А что тебе интересно, Роберт? Есть ли что-то в этом мире, что тебе интересно?

– Конечно, есть!

– Что?

– Поэзия. Музыка. Искусство. Да все прекрасное! Ты, например.

– Знаешь, Роберт, – Тилли попыталась сделать вид, что не расслышала его последних слов, – ты не просто так родился в семье Лаворски. Ты сам себе выбрал такую участь и сам пришел на свет именно к этим родителям. А если ты выбрал их, то ты выбрал и эту судьбу, и ответственность за этот древний род. Ты должен его поддерживать, а не способствовать его упадку и разорению.

– Ну, так вопрос не стоит! У меня есть два брата, и они ни за что не откажутся от своих привилегий и обязанностей по отношению к нашей фамилии. С такими братьями я могу спать спокойно: моему замечательному роду ничто не грозит.

– В таком случае, ты знаешь ответ на свой вопрос. Если ты хочешь быть поэтом, – будь им! Если ты не хочешь жениться на леди Амели, – не женись! Если ты хочешь отказаться от богатства и уйти из дому, – вперед! Если ты действительно всего этого хочешь. А ты не боишься потерять наследство?

– Нет. Наверное.

– Ах, так ты еще и сам не уверен?

– Мне не хочется огорчать отца.

– Хорошо. Тогда ты должен решить, что для тебя важнее: спокойствие твоего отца или твое собственное счастье? Человек – эгоцентрическое существо, и, когда дело касается его собственной судьбы, – все остальное отходит на задний план. Если же ты настолько благороден, что желаешь посвятить свою жизнь отцу, то я могу предположить, что дело здесь не совсем чисто. Во-первых, если ты полагаешься на отца, а не на себя, – значит, ты очень неуверен в себе. В тебе нет ничего, что ты бы мог противопоставить достижениям своего рода. Тогда нечего и говорить, что тебя чего-то лишают. Во-вторых, – а эта версия, на мой взгляд, выглядит куда правдоподобнее, – дело здесь вовсе не в отце. Отцом ты просто прикрываешься, чтобы облегчить себе путь к отступлению. Скорее всего, ты сам не хочешь терять тех привилегий, которые дарованы тебе твоей фамильной династией.

– Постой-постой. А я действительно не понимаю, почему я должен от всего отказываться? Почему я не могу быть счастливым, ничего при этом не теряя?

– Потому что мы с тобой не живем в столь гармоничное время, когда можно быть и здоровым, и счастливым, и богатым, – одновременно. Всегда приходится от чего-то отказываться. Если ты не способен отказаться от богатства, – откажись от свободы. Ты стоишь перед очень сложным выбором, Роберт. Ты, – не я! Я, например, вообще не вижу здесь выбора. Разве это выбор? Так, смех один… Но для тебя это очень серьезно. Ты не в силах освободиться от своей социальной зависимости, своих связей, своей общественной роли, которая так тебе нравится. Тогда выбирай ее! Пойми, Роберт, для меня самое главное, – чтобы ты был счастлив, кем бы ты ни был и чем бы ты ни занимался. Найди свое любимое занятие и сравни то удовольствие, которое ты получаешь от него, с теми неудобствами, которые ты при этом испытываешь, и реши, – что для тебя важнее? А вот если выйдет так, что одно уравновесит собой другое, тогда подумай о своих близких: какое твое решение устроило бы их? Вот в этом случае мнение твоего отца может стать решающим.

– Наверное, именно в таком положении я сейчас и нахожусь.

– Вот как?

– Никто не будет мне мешать писать стихи, если я унаследую графство, никто не запретит дружить с менестрелями и устраивать в своем замке концерты и фестивали миннезингеров. Но если я буду жить с женщиной, которую не люблю… Нет, это выше моих сил! Ведь может быть и другой выход: отец согласится женить Александра на леди Амели, я получу наследство и женюсь на женщине своей мечты, и мы будем вместе устраивать всемирные фестивали искусств! Я стану самым главным британским меценатом, буду жить в свое удовольствие, – разве это запрещено? Что же мне может помешать?

– Твой гороскоп, Роберт. Он не предполагает полного удовлетворения на всех участках твоей жизни. Тебе придется выбирать. Собственно, для того ты и пришел в этот мир, чтобы принять что-то одно и отказаться от другого. Главное – сделать правильный выбор.

– Ты так думаешь?

– Да, Роберт. Выбирать придется.

– Значит, ты составила мне гороскоп?

– Нет, не совсем. Я не знаю времени твоего рождения.

– Четыре с четвертью часа пополудни. Второе апреля 1100го года.

– И мне нужно знать место рождения. Поселение Лидис можно взять за ориентир?

– Да.

– Хорошо. Включи другую лампу, – ту, что побольше, – и я все тебе набросаю.

Тилли сбегала в свой отсек за таблицами и довольно быстро построила его радикальный гороскоп.

– Так, смотри, Роберт. Луна в четвертом доме, в Козероге и в изгнании: наверное, у тебя никогда не было близких отношений с матерью, – впрочем, как у большинства мальчиков из дворянских семей. Это отразилось и на твоих отношениях с женщинами, которые для тебя – сущая terra incognita, – непознанная земля. Но Луна находится в королевском градусе, которым управляет воинственная планета Марс. К тому же, Луна – король аспектов и держит в своих руках все нити правления твоей судьбой. Это значит, что твой жизненный путь полностью контролируют твои предки, – судя по всему, отчаянные воины: твой род происходит из военной аристократии. Да и сам ты унаследовал их воинственный характер. Они продолжают руководить твоей жизнью. Только для тебя, – вот поверь мне! – это путь в никуда. Тебе надо отказываться от агрессии и от воинственности своих предков: у тебя Черная Луна, – показатель тьмы, – находится в знаке Овна. Если ты пойдешь по этому пути, ты потеряешь больше, чем приобретешь, и рискуешь погибнуть раньше времени. Предки в твоей жизни играют сильнейшую роль, и, даже если бы ты очень захотел, – тебе все равно будет невероятно трудно уйти из-под их влияния. Середина ночи – в Стрельце, управитель Стрельца Юпитер находится в девятом доме, – а четвертый является для него просто убийственным, – да еще в разрушительном градусе. Это значит, что путь предков разрушителен для твоей личности, – потому ты сейчас и стараешься сопротивляться диктату отца. Тебе всегда будет хотеться сбежать из дома куда-нибудь за границу. Кажется, ты собирался в крестовый поход? Ты можешь покрыть новой славой свой род, – но нужно ли это тебе? Твой род вытянет из тебя все жизненные соки для собственного самоутверждения и выбросит, как использованный балласт. Ты знаешь, я даже считаю, что дух родовой аристократии противоречит духу христианства, духу свободы человеческой личности. Личность должна сама раскрывать себя, используя все свои таланты, а не служить продлению славы рода. Личность, как и душа человека, бессмертна, в то время как род смертен и конечен. Единственная реальность, которую защищает христианство, есть реальность личности. Эпоха рода давно закончилась, а, вместе с ней, и идея династических браков отошла в далекое прошлое. Вот только церковники никак не желают это признать и воспитывают свою паству в том же семейно-родовом духе. Потому-то такие сложности сейчас наблюдаются в современной христианской жизни. Но должен же кто-то восстать против фактического уничтожения доктрины Христа? Должен хоть кто-то спасти и вернуть нам истинное христианство?

Заметив, что Роберт смотрит на нее расширенными от удивления глазами, Тилли прервала свою речь.

– Прости, – виновато сказала она. – Я из всего на свете сделаю повод для выступления против нынешнего церковного лада. Но ситуация в твоем гороскопе действительно такая, – я ничего не придумываю. Вот, смотри: холодная и почти одинокая Луна в верхней кульминации космограммы, опустившая свои лучи едва ли не на все остальные планеты. Она всех контролирует, подчиняя их только одной сфере, – сфере четвертого дома, дома семьи. Я не удивлюсь, если окажется, что твоя мать имела большое влияние на твоего отца и твоя женитьба на леди Амели была именно ее идеей.

– Это правда! – воскликнул Роберт. – Она действительно была сильной и властной женщиной, и многие семейные вопросы решала именно она.

– Луна дает тебе и наследство, но только каким путем? Через тяжелый кармический аспект сентагон к Солнцу в восьмом доме да через несколько жестких квадратур к планетам в конце седьмого дома. Это значит: если ты женишься, то получишь и наследство, – но это не доставит тебе удовольствия. Ты всегда будешь воспринимать это, как свой тяжкий крест. Обращу твое внимание на еще один момент: самое большое твое богатство придет именно от супруги, потому что управитель второго дома находится в седьмом. Там же – и управитель десятого, карьерного дома, символизирующего всяческие успехи и достижения в обществе. И все это – через замечательный карьерный брак. Но беда в том, что здесь же, в точном соединении с Меркурием, – управителем дома карьеры, – находится и Черная Луна. Ты понимаешь, что это значит?

– Для меня достижение карьеры через выгодный брак чреват серьезными опасностями?

– Правильно! Но здесь идет влияние Черной Луны не только на Меркурия, но и на все остальные планеты и соответствующие им дома, – дом денег, дом знаний, – в общем, у тебя есть большой соблазн жениться ради карьеры и получения наследства, но расплачиваться за это придется очень дорогой ценой. Обрати внимание: соединение нескольких планет следует из конца седьмого дома в начало восьмого. Это значит, что границы этих двух домов раздвигаются, оба дома сливаются в один, а все соответствующие им события, как правило, происходят вместе. Седьмой дом – брак, общественная, публичная жизнь, судебные процессы, скандалы, а восьмой – наследство, катастрофы, война, внезапная смерть. Подумай! Ты желаешь сокращать себе жизнь?

– Нет!

– Я тоже тебе этого не желаю. Но два самых сильных дома у тебя взаимосвязаны и всегда будут восприниматься в неразрывном единстве, – это брак и деньги супруги, наследство, а также риск потерять все, даже жизнь. К тому же, самая злая твоя планета Хирон находится тоже здесь, в доме внезапной смерти!

– Мне нужно отказаться от этой женитьбы: она предвещает дурные последствия.

– Ты можешь мне не верить…

– Нет, почему же? У меня нет оснований тебе не верить.

– Брак, который ты собираешься заключить ради достижения определенного социального положения и получения финансовых выгод, – это то, на чем ты можешь легко поскользнуться, – и тебя сразу снесет туда, куда никто бы из нас не хотел попадать.

Сделав паузу, пару минут Тилли молча изучала гороскоп, а затем продолжила:

– А ты знаешь? – у тебя очень скандальный гороскоп. Ты привык идти к своей цели напролом, преодолевая всевозможные препятствия. Более того: ты даже любишь риск, внезапные критические повороты судьбы. Ты, наверное, часто участвуешь в рыцарских турнирах?

– Это для меня – самое большое в жизни удовольствие.

– Ну-ну. Ты просто пытаешься заковать свое сердце в латы. Хочешь выглядеть в собственных глазах суровым и жестким, – именно таким, каким желала тебя видеть твоя мать.

– Ну, и что здесь плохого?

– Ты это делаешь лишь для того, чтобы притупить свою душевную боль, чувство одиночества и неразделенности жизненных впечатлений со своею женской половиной. Потому ты и ищешь внешних потрясений, рискованных обстоятельств, чтобы отвлечь внимание от своей ранимой души. Преодолевая физические препятствия, ты учишься скрывать свои истинные чувства. Тебе кажется, что таким образом тебе будет легче. Но это осушает твою душу.

– У меня есть выбор?

– Смотря, – в чем.

– В том, что ты только что сказала.

– Наверное, нет. Но ты можешь изменить свое отношение к миру.

– Зачем?

– Это – тема для другого разговора. Ты, кажется, хотел быть меценатом? Вот, пожалуйста: Белая Луна – в Тельце, управитель дома денег Венера – самая сильная планета твоего радикса. Марс, правда, имеет ту же силу, но Венера находится в знаке, управляемом Марсом, так что у нее здесь двойная поддержка. Желание у тебя огромное, но, боюсь, тебе все же не представится возможности претворить его в жизнь.

– А как с любовью?

– Очень жесткое положение. Если ты культивируешь в себе сухость и грубость, – откуда же возьмется любовь?

– По-твоему, я не способен на любовь?

– Смотря, – что называть любовью.

– То, что называешь любовью ты.

– Хорошо, я расскажу тебе о пятом доме, связанном с любовью и творчеством. У тебя здесь совершенно уникальная ситуация. Дом любви и дом свободы у тебя взаимосвязаны: за них отвечают одни и те же планеты, которые аспектируют друг друга, – Уран, Нептун и Солнце. К сожалению, они почти все злые (только Нептун немного добрее) и связаны друг с другом преимущественно болезненными аспектами (лишь между Нептуном и Солнцем – аспект творческой свободы). Кроме того, дом любви находится в зодиакальном знаке свободы, а дом свободы – в знаке любви. При этом управитель дома любви Уран попадает в восьмой дом, где его подстерегают всяческие опасности. Ты, верно, это любишь. Просто обожаешь страдания, какие-то катастрофические случайности, а любовь твоя может быть связана со смертью или с духовной трансформацией и возрождением после смерти. В любви у тебя нет гармонии. Да ты и не ищешь гармонии в любви. Тебе нужны бурные эмоции, очищающие душу страдания, внезапная смена чувств и впечатлений, прохождение через смерть и создание утраченных отношений на новом уровне, любовь к иноматериальному, непредсказуемые повороты судьбы, непредсказуемые партнеры. Тебе нужна свободная любовь и свободный брак, со взлетами и падениями, – только в этом случае ты будешь действительно счастлив. Но разве так бывает в семейной жизни?

– Вот сейчас ты сказала именно то, что всегда меня привлекало. Меня действительно пугает тоскливая обыденность жизни, холодный, расчетливый брак и предсказуемая, благонравная супруга… Все это – не для меня. Мне нужна свобода и любовь, основанная на свободе. Ради этого, наверное, я мог бы пойти и на громкий скандал, на разрыв с привычным для меня миром… но я все-таки хотел бы сохранить отношения с людьми. А ты не находишь в моем гороскопе способа избегнуть этой тяжелой участи?

– Думаю, что нет, Роберт. Во всяком случае, на нынешнем твоем духовном этапе.

– А что с моим этапом не так? – язвительно спросил Роберт.

– Видишь ли, ты очень остро реагируешь на внешние провокации. Ты не сможешь избежать предсказуемой реакции на то, что тебе не понравится. Просто ты еще не готов к иной форме проживания своей судьбы. Слишком многое воспринимаешь буквально.

– Но я же могу измениться?

– Конечно. Хотя это – достаточно длительный процесс, и по мановению волшебной палочки ты не сможешь изменить свое сознание.

– А стоит ли менять свое сознание? Оно ведь – мое, и только мое. И всегда останется со мною.

– Изменить сознание – это изменить свою оценку окружающего мира. Для каждого из нас что-то является важным, а что-то – второстепенным. И не исключено, что в твоем новом состоянии сознания то, что раньше казалось тебе самым главным, отойдет на второй план; то, что раньше возмущало, будет вызывать лишь снисходительную улыбку, а то, чему ты раньше не придавал значения, вырастет в твоих глазах до невероятных размеров. Процесс отказа от привычных жизненных предпочтений всегда очень болезнен. Потому человеческие ценности и не изменяются мгновенно: до того, как это случится, должно пройти довольно длительное время, смягчающее любую боль. 

– А если ты мне поможешь?

– Этот процесс внутренний, а не внешний. И я тебе здесь очень слабый помощник. Да и, собственно говоря, главное – не моя помощь, а твое желание. У тебя его пока нет. Ты не готов отказаться от того, что дано тебе по праву рождения. Возможно, ты и сохранишь все свои родовые и материальные привилегии, но прежде тебе все равно потребуется проявить готовность их лишиться. Речь идет не о внешней, формальной, вынужденной, а именно о внутренней, искренней и добровольной готовности поставить свободу выше интересов рода. Важно не то, что ты говоришь, а то, что ты думаешь, что ты чувствуешь и чего ты хочешь. У тебя есть сильнейший творческий запас и прекрасный дар слова. Вот только… – Тилли замялась.

– Что? Говори! Говори все, что видишь!

– Все тот же Меркурий в соединении с Черной Луной… Я вижу это, скажем, так: ты не всегда бываешь прав и не всегда произносишь правильные речи. То же самое относится и к стихам. Ты, случайно, не прославляешь подвиги героев, которым место, скорее, в преисподней? Не пытался подражать балладам валлийских бардов?

Роберт молчал, потупив взор.

– Разве это возбраняется? – сердито ответил он.

– Нет, конечно! Но, сдается мне, что твоего восторженного воспевания нередко удостаиваются не только благородные рыцари, но и настоящие мерзавцы-вурдалаки, за свою лихую жизнь немало попившие человеческой крови… Впрочем, знаешь, – это даже необязательно. Любое прославление войны и военных подвигов есть прославление убийства. По моему глубокому убеждению, ни одна война не может быть поддержана и оправдана Господом. Разве что иудейские войны, да и то, – лишь по мнению самих иудеев. И нынешние крестовые походы… тоже – грех один.

– Ты так считаешь? – удивился Роберт.

– Я думаю, что так считают все мыслящие люди нашего времени.

– Но почему?

– Да потому, что агрессией не устранить агрессию. Так не бывает. И славных рыцарей влечет на восток, главным образом, не желание спасти несчастных братьев во Христе, стонущих под тяжким игом турецких басурман, а тщеславная жажда ярких побед и громких подвигов во имя своих великих родов и фамилий.

– И что же в этом плохого?

– Вот когда ты перестанешь задавать мне такие вопросы, тогда я и скажу, что ты изменил свое сознание и перешел на следующий этап своего духовного существования. Ну, как я могу ему это объяснить? – в отчаянии воскликнула вдруг Тилли, воздев руки кверху, словно обращаясь к высшему Божеству. – Кому я это говорю? У него Лилит в Овне, а я собираюсь ему рассказывать о побеждающей силе любви!

Роберт укоризненно посмотрел на нее.

– Ну, у тебя ведь тоже где-то есть Лилит. И тоже есть какие-то проблемы. А где она, кстати?

– Прости. Я не хотела тебя обидеть.

– Да я и не обиделся. Отряхнулся – и пошел дальше. Так, кажется, ты меня учила?

Тилли не могла не улыбнуться в ответ на его слова. Да, что ни говори, он умел разить противника его же оружием.

– Послушай, Роберт, – то, что прославлялось в дохристианские времена, что высоко ценилось в языческом обществе, не должно больше нас волновать. Тем не менее, до сих пор мы живем не по вере, – даже не по религии.

– Ну, то, что ты не любишь нынешних служителей Христа, – это я уже понял. Но что плохого в защите наших духовных ценностей и идеалов?

– Их можно защитить только с помощью самих же этих ценностей.

– Не понял.

– Главная ценность христианства – ценность христианской любви. Истину можно защитить лишь любовью.

– Да что ты говоришь? Ну, так давай полюбим этих отъявленных мерзавцев магометан! Может, тогда, действительно, они прослезятся от умиления и покинут все захваченные у нас земли, вернут нам наши святыни?

– Знаешь, Роберт, у меня есть ответ на этот вопрос. Но ты его сейчас просто не услышишь, потому что воспитан совсем на других принципах. И как тут не быть проблемам с любовью? А если ты и дальше будешь культивировать свою династическую агрессию, то, – поверь мне, – так никогда и не встретишь женщину своей мечты!

– А я ее уже встретил!

– Ну, все! Разговор окончен!

Ожидая, что Роберт захочет ее остановить, Тилли резко поднялась и направилась в сторону своего комнатного отсека. Но Роберт почему-то молчал, даже не пошевелился. Не раздеваясь, Тилли легла на свою кровать и уставилась в потолок. Некоторое время они слушали тишину. Затем раздался легкий шорох, и прямо перед глазами Тилли вырос силуэт Роберта. От неожиданности девушка вздрогнула и отшатнулась.

– Ты еще не привыкла, что я могу уже самостоятельно перемещаться по комнате? – с улыбкой спросил он.

– Это – от неожиданности, – слабо улыбнулась Тилли, привстав на кровати и поправляя платье.

– Почему ты не спросила, – кто?

– Ты о чем?

– Ну, не притворяйся, что не понимаешь. Это ведь мои последние слова так тебя рассердили, что ты не захотела больше со мной разговаривать.

– Нет, ну что ты! Я вполне могу с тобой еще поговорить, – пожалуйста.

– Спроси меня, кто эта девушка, о которой я говорил.

– А мне и не нужно спрашивать. Я и так знаю, что это – я. Только я тебе не по зубам. И ничего хорошего со мной у тебя не выйдет.

– Ты знаешь, – почему-то я тебе совсем не верю. Как ты думаешь, – почему?

– Не знаю. Твое право, – верить или не верить.

Она так этого боялась, а оказалось, – все так просто... Еще до того, как он прикоснулся к ней, Тилли уловила его движение в темноте и решила сопротивляться изо всех сил. Но едва она почувствовала первое касание его руки, – все силы сопротивления мгновенно покинули ее. Она замерла, словно попав под действие сильнейшего магического средства, и желала только одного, – чтобы это продолжалось бесконечно…

Одною рукой осторожно поддерживая девушку за голову, другою Роберт провел по ее щеке, а затем приблизил свое лицо к ней и прикоснулся губами к ее губам. Поцелуй был таким мягким и нежным, что Тилли даже удивилась: неужели так бывает? Роберт казался ей довольно грубым и резким мужчиной, и вдруг – такая теплота и нежность…

В первый раз в своей жизни Тилли по-настоящему почувствовала себя женщиной. Ей приятно было подчиняться мужчине, позволять ему себя раздевать, обнимать, гладить… Все было, как во сне. Душа летала где-то в вышних материях, а бренное тело пребывало здесь, на земле, но Тилли было все равно. Ей казалось, что и тело ее тоже вознеслось в небеса, а все душевные и физические ощущения слились в один нераздельный поток, уносящий ее в неведомый восхитительный мир, – мир откровенной радости.

Постепенно они погружались в какую-то волшебную, пьянящую бездну, из которой уже не было никакого выхода. Тилли чувствовала, как ее робкие поначалу руки становились все смелее, скользя по телу любимого. Она даже сама удивилась своей необычайной смелости. Наверное, в такие моменты человек освобождается от всего внешнего, наносного, и становится самим собой. А она-то всегда считала себя самым живым и непосредственным человеком на свете! Думала, что ближе всех находится к природе, к миру космической гармонии! Вот она, – эта гармония, которую раньше она представляла только в идеальном пространственном измерении! К ее величайшему изумлению, реальная жизнь оказалась куда серьезнее и значительнее. В голове звучала лишь одна мысль:

– Неужели все это происходит со мной?

Тилли всегда мечтала о любви, о радости любовного единения, но как-то не могла представить себя в роли одного из двух влюбленных, ласкающих друг друга в постели. Ей казалось, что это будет так нескоро, что не время еще об этом и мечтать. Иногда она даже думала, что это случится лишь после смерти, в какой-то другой ее жизни, когда она, исполнив свою земную миссию, сможет, наконец, расслабиться и позволить себе наслаждаться любовью, как самые обычные люди.

Нет, она не завидовала другим. Но когда она видела влюбленных, к ее горлу вдруг подкатывал комок и ей хотелось плакать, – то ли оттого, что она радовалась за них, представляя на их месте себя, то ли оттого, что подобных чувств она не испытывала еще никогда, и ей становилось себя жалко. Но, как говорится, если назвался груздем…

Пожалуй, уже с самого детства Тилли знала, что ей уготована необычная участь. Связано ли это с обязательным сохранением девственности, – ведь на нечто подобное ей намекал когда-то Дольфин, – она не знала. И, честно говоря, такое положение дел ее не очень устраивало. С другой стороны, Тилли была уверена, что, если это действительно понадобится для исполнения ее миссии, то она даже раздумывать не станет, – пойдет на все, что могло бы обеспечить успех ее духовного замысла. Но пока ничего подобного от нее не требовалось, да и Венера дала ей понять, что в ее жизни появится мужчина…

Уже с раннего возраста Тилли приготовилась к тому, что у нее будет все, – «не как у людей». И, в первую очередь, это должно было отразиться на ее отношениях с противоположным полом, – именно на них, если верить христианским мыслителям, дьявол чаще всего и ловит человека. Ведь как принято у простых людей? Они сходятся и женятся, как правило, так-сяк, без особой любви, – если, конечно, не называть любовью слепую страсть, лишающую их разума на некоторое, но не очень продолжительное время. Все остальное время они или равнодушны, или ненавидят друг друга.

Тилли знала об этом, и, когда она услышала от Венеры, что у нее появится свой суженый, своя настоящая, андрогинная половинка, – все сразу стало на свои места. Вот в этом-то, – отличие любовной жизни Тилли от жизни других людей: ей предстояло встретиться со своим идеальным партнером. Правда, слово «идеал» она раньше понимала слишком буквально. Если «идеал», – стало быть, самый лучший, самый чистый, самый-самый… Хотя бы не хуже ее самой, а лучше ей все равно не надо.

Но Роберт… Он оказался так далек от ее выпестованного идеала… Да он просто ужасен! Но в нем все же что-то было... Поначалу Тилли сочла, что ошиблась, и даже думала отказаться от него. Но теперь… Теперь она поняла одну стóящую вещь. Ее мужчина – это ребенок, которого надо воспитывать и защищать, чтобы он когда-нибудь вырос и смог защитить ее. И как же это здорово, что она смогла это вовремя понять и разглядеть во вспыльчивом, самолюбивом юноше свою настоящую любовь! Ведь она могла лишиться самого большого счастья в своей нелегкой жизни!

Раньше Тилли считала, что последняя, окончательная любовь дается человеку лишь тогда, когда он это заслужит, – когда он выполнит до конца все свои жизненные задачи. Такую любовь человек получает в награду за все свои благие деяния. Девушка была слишком проницательна, чтобы увлекаться каким-либо временным любовным переживанием, – да и мужчины, которые ее окружали, слишком мало походили на образ ее мечты. Детская влюбленность в Дольфина или отца Стефана – не в счет, тем более что в них она видела своих учителей, – то есть, мужчин, наиболее близких ей по духу, соответствующих ее духовному идеалу.

Но теперь она поняла, что может и сама учить, и, коль уж она не успела полюбить, пока находилась в статусе ученика, то полюбить она сможет в своем нынешнем статусе учителя. Духовная безграмотность Роберта ее возмущала, но она вполне могла стать для него его личным подателем мудрости. И тогда его дальнейшее духовное взросление будет уже на ее совести. Если она хочет помочь ему подняться, – все в ее руках. Да он и сам будет рад, если она возьмет на себя заботу о его обучении.

Девушке казалось немного странным, что ее половинка ей встретилась так рано, когда она еще не успела оправдать то доверие, которое оказала ей Венера. Тем более что любовь, как правило, расхолаживает, заставляет человека забыть обо всем на свете и предаваться лишь радостям любовных утех... А если родится ребенок? Как тогда? Тилли совсем не представляла себя в роли заботливой матери, посвящающей свою жизнь выкармливанию и воспитанию младенца. Как же тогда быть со всем остальным? Заниматься детьми могут лишь те, у кого нет забот в этой жизни. А ей… рождение ребенка могло бы ей серьезно помешать… Или нет? Может, все-таки нет? Странно устроена наша жизнь. Кажется, что уже все в ней знаешь, во всем разбираешься, выработаешь свою стратегию жизни, и вдруг, – раз! – а все оказывается вовсе не так, а совсем даже иначе. Человек предполагает, а Бог располагает…

Как бы там ни было, но Тилли было грех жаловаться на судьбу. Венера преподнесла ей самый большой подарок, о котором она только могла мечтать. Раньше девушке казалось, что несведущие мужчины, обладающие, к тому же, сильным воинственным нравом, совсем не в ее вкусе и любовные отношения с кем-нибудь из них ей просто не грозят. Но Роберт… в нем было что-то большее, нежели то, что она ценила в людях, – какая-то невероятная, удивительная притягательность. Тилли не могла даже точно сказать, – что привлекало ее в Роберте. Она никогда не ценила физическую красоту, – причем, не только в мужчинах, но и в женщинах. Тьодхильд давно заметила, что красота очень редко сопутствует действительной мудрости. Разбираться, – почему это так, – Тилли не хотела, ибо подозревала в этом прямое влияние Венеры, а оскорблять великую богиню своими непочтительными предположениями она не хотела. Ведь вполне могло случиться, что она просто ошибается. Зачем же рисковать бесценной поддержкой Венеры из-за этой нелепой ошибки?

Венера, кстати, является главной планетой не только в радиксе Тилли, но и в радиксе Роберта, хотя у него Венере по значимости не уступает Марс. Наверное, именно Венере Тилли обязана такой ранней, казалось бы, встрече со своим любимым человеком. Ведь ее миссия – это миссия Венеры, а потому любовь входит в общую программу ее жизни. Да, повезло тем, кого по жизни ведет Венера! И как жаль тех, кому в покровители достался, например, Сатурн! Он тоже, конечно, многое дает, но какой ценой! Такой ценой, возможно, человек и сам бы справился!

Милый Роберт… Все случилось так стремительно, что Тилли даже не успела сориентироваться в этой новой для нее реальности. Она и сама не знала, желает ли она предаваться с ним любви, или нет. Впрочем, – нет! – конечно, знала. В нем не было магии мудрости, столь дорогой ее сердцу, но было нечто большее, – она находила в нем саму себя. Ей казалось, что когда-то и она была такой же, – в одной из своих прежних жизней. Он был на удивление ей близок, словно он – это не он, а просто внешнее воплощение ее сердца. Он говорил с ней ее голосом, – тем давним голосом, который она всегда помнила и которым говорила, быть может, когда-то сама. Наверное, если бы из нее можно было извлечь ее мужскую природу и сотворить человека, – то это был бы он, Роберт Лаворски.

Где-то в глубине своей души Тилли ощущала в себе какое-то отдаленное мужское, рыцарское начало. Впрочем, Тилли знала, отчего ей так близка мужская сущность Роберта: Ведь Марс у них находится не только в одном знаке, но и в одном и том же градусе. Вот и ответ! Их мужественность имеет общую природу. Только жаль, что Тилли так неуступчива. Градус уссурийского тигра дает большую силу и смелость, но при этом – немалую агрессию и желание настоять на своем. Что поделаешь, – природа…

В отличие от животных, человеку свойственно носить маску. Самим собой, – настоящим, – он становится лишь в самые важные моменты своей жизни. К ним относятся рождение, смерть, рождение ребенка, – для женщины, бой с врагом, – для мужчины, и, конечно же, момент любви. И вот теперь, когда Тьодхильде предоставилась возможность узнать себя, настоящую, она была буквально сражена своим невиданным открытием. Она считала себя твердой, неприступной, строгой девушкой, в меру язвительной и не в меру умной. Но она никогда не думала, насколько чувственной, страстной и нежной женщиной создала ее родная мать-природа.

Открытием Матильды стало то, что, едва лишь он ее поцеловал, – она как будто сразу это вспомнила… Она вспомнила себя в объятиях любимого, как если бы это происходило с ней уже не раз, – пусть и в прошлых жизнях, но она отчетливо все помнила! Когда-то она посмеивалась над своими незадачливыми подругами, когда те, в преддверии свадьбы, делились с ней тревогами: как бы сделать так, чтобы доставить мужу невиданное удовольствие? Они тщательно выспрашивали у замужних женщин: что мужчинам нравится больше, как вести себя с ними в постели? В общем, по мнению Тилли, – сходили с ума. Она все никак не могла понять: зачем подходить к любви с технических позиций? Не понимала она и авторов индийской «Камасутры»: ей казалось, что им просто нечем было заняться. Но теперь она знала: они никогда не надеялись на любовь, – а значит, на воспоминание. Они учились заново тому, что раскрывается само, едва ты только прикоснешься к столь древнему земному таинству.

Вот оно, – это самое воспоминание! Тилли не надо было раздумывать, строить догадки, – ее руки сами находили особые участки на теле любимого, наиболее чувствительные к ее ласкам. И девушка с удивлением обнаруживала, что и он так же точно и безошибочно находит самые восприимчивые места на ее теле, словно давно уже знает его наизусть.

Вся их одежда была в беспорядке разбросана по полу. В соседнем отсеке тускло горела лампа, отбрасывая свой желтоватый отсвет на все происходящее в кровати. За окном глухо шумел лес, доносилась мелодичная трель соловья и редкие уханья ночного филина. Но влюбленные ничего не слышали, погрузившись всеми своими чувствами и ощущениями друг в друга. Огромная, не изведанная прежде нежность переполняла их сердца и уносила их куда-то в верхние пределы космического пространства. Покрывая друг друга страстными, волнующими поцелуями, они крепко сжимали друг друга в объятиях. Им обоим казалось, что вся их предшествующая жизнь была лишь подготовкой к этому восхитительному моменту ни с чем не сравнимой, божественной радости.

В любовной драме двух участников звучало сердце самой природы. Они слышали шум водопада, волнение моря, раскаты грома, извержение вулкана, пение иволги, рев оленя, и даже звон церковных колоколов… Им было совсем не интересно, что происходит сейчас в столь далекой от них, теперешних, реальной действительности. Одна лишь пламенная мысль, подобно огненной стреле, пронзила их единое сознание: они здесь, рядом, вместе, в ином пространстве и времени, – быть может, уже на самом небе, – и так теперь будет всегда…

– Никогда, никогда его не брошу! Никому его не отдам! – звучало в голове у Тилли.

Его поцелуи становились все более настойчивыми и продолжительными, и, не отрываясь от ее губ, он начал входить в ее тело, дрожащее от радости и восторга своей первой пленительной близости. Первые ощущения были такими сильными и захватывающими, что на какой-то миг у обоих перехватило дыхание.

– Неужели это возможно? – только и подумала Тилли.

– Разве так бывает? – думал Роберт, едва не плача от счастья.

Голова девушки покоилась на его ладони, а вторая рука обнимала Тилли за талию. Она доверчиво прижималась своим лицом к его лицу и с легким трепетом проводила руками по его спине и плечам, так что ему казалось удивительным, как она могла столь резко измениться. Ведь еще вчера эта хрупкая девушка казалась ему полным воплощением самого отчаянного зла. И куда только подевались ее вчерашняя грубость, дерзость и насмешливость? Теперь она была бесконечно ласковой, мягкой и покорной, как маленький пушистый котенок, уютно расположившийся в его руках, – словно такой она и родилась на свет.

Это было так непохоже на все, что он испытывал прежде! Ему хотелось плакать, – чего он раньше никогда себе не позволял. Это была даже не страсть, – опыт страстных отношений он уже прошел в своей бурной юности с одной неуравновешенной особой. Это было нечто большее, чем страсть. Это была любовь, – настоящая, удивительная, нежная, – о которой он читал когда-то в книжках. Как же он мечтал об этой искренней любви! И вот она – здесь! Так трогательно вздрагивает в его объятиях, проникновенно смотрит ему в глаза и всецело принадлежит лишь ему, – только ему одному…

– Ради нее я все отдам! – подумал он.

А Тилли мечтала раствориться в его сильных объятиях. Она так благодарна была любимому за его необыкновенную нежность, за его неотрывное внимание ко всем ее чувствам и желаниям, что хотела лишь одного, – доставить ему совершенно сказочное наслаждение. Никакая боль не пугала ее, – о себе она даже не думала. Готовность к такому, свойственному одним лишь женщинам, самопожертвованию Тилли испытала сейчас впервые. Но она и не верила, что Роберт может причинить ей боль, ведь он был так предупредителен, так осторожен и ласков с ней, что это было просто невозможно!

Любовное напряжение постепенно усиливалось, и уже было трудно разобрать отдельные ощущения, – все они сливались в единый стремительный поток, перераставший в настоящую лавину. Влюбленным казалось, что они попали в середину самого гигантского водопада и несутся с огромным ускорением куда-то в бурлящую упоительную бездну, которая подхватывает их, начинает кружить в каком-то космическом колесе бесконечного пространства любви и блаженства. Подключившись к высшей тайне мироздания, они начинали чувствовать себя главными участниками грандиозного действа, осуществляемого Самим Господом и получившим название «Сотворение Основ»... «Бундахишн»…

Резкая боль смешалась у Тилли с высшей точкой наслаждения, которое мгновенно перекрыло всю боль и полностью стерло ее из сознания. Она успела лишь слабо вскрикнуть и тут же погрузилась в совершенно новые для себя головокружительные ощущения, которым просто нет названия в этом мире. И тут же Тилли поняла, что стала, наконец-то, женщиной… Оказалось, что это совсем даже неплохо, – чувствовать себя женщиной. Она словно бы родилась заново и была счастливее всех на свете. Склонившись над нею, Роберт смотрел в ее бесконечно милые глаза, сияющие, подобно звездам, в ночном полумраке комнаты, и испытывал несказанную радость от сознания того, что смог ее сделать такой счастливой.

Вместе они достигли вершины блаженства и вместе вернулись на грешную землю. Прежде, чем забыться спокойным сном, Роберт нежно поцеловал Тилли в губы, погладил по щеке и поправил ее пышные волосы, растрепавшиеся по подушке.

– Тебе не было больно? – тихо спросил он.

– Нет, было изумительно… Знаешь, о чем я сейчас подумала?

– О чем?

– Вот то, чего нам всем всегда не доставало…

– Любви?

– Да! Момента творения… соединения двух любящих… Я подумала о религии…

Роберт улыбнулся. Тилли была верна себе, – но это восхищало его еще больше. Он чувствовал в ней силу, которую не мог не признать. Это была сила духа, сила разума, сила чего-то невидимого и неизъяснимо прекрасного… И, в то же время, сейчас, когда она смирно лежала в его объятиях, она казалась ему такой маленькой, хрупкой и беззащитной, как детеныш самого очаровательного животного, обитающего разве что в райском саду, – животного, названия которому он не знал. Хотя, – почему же не знал? Он уже назвал его Тилли.

– Спи, моя любимая, – сказал он, укладывая ее головку себе на грудь и обнимая ее за плечи.

– Спокойной ночи, – ответила девушка и, приподняв голову, на прощанье еще раз поцеловала его в губы.

Он еще долго смотрел, как она засыпает. Его сердце переполняла огромная, всепоглощающая, невиданная нежность. Теперь он знал, что будет любить ее всегда, – только ее, и никого больше. Он будет предан ей, как никому другому, и, если понадобится, отдаст за нее свою жизнь. Больше он не видел границы между собой и этой чудной девушкой. Она – это лучшее, что у него есть, лучшее, что в нем самом есть, и лучшее, к чему он мог бы в этой жизни стремиться.

– Ты – мое счастье, – тихо прошептал ей на ухо Роберт, прежде чем окунуться в сладкую пучину сна, вслед за своею вновь найденной возлюбленной.