Глава 8.  

 

С недавних пор Тьодхильд все больше привлекали астрологические данные человеческой судьбы. Она обратила внимание на то, что ее разговор с Изидой происходил на первом обращении кармических узлов в ее радикальном гороскопе. Северный Узел в радиксе девушки находился в алхимическом знаке Девы и в творческом пятом доме. В то же время, Белая Луна в знаке Скорпиона указывала на магический дар Тьодхильд, поддержанный провиденциальной помощью со стороны носителей светлых сил. А шестой дом, в котором у Тильды находилась Белая Луна, является внешнесоциальным аналогом того же знака Девы, где у девушки был расположен Северный Узел, связанный, к тому же, благоприятным аспектом секстилем с Белой Луной.

Шестым домом и знаком Девы управляет богиня подземного царства Прозерпина, а восьмым домом и знаком Скорпиона управляет ее мифологический супруг, бог подземного мира Плутон. Поэтому Скорпион и Дева, а также соответствующие им восьмой и шестой дома, считаются средоточием тайных, подземных явлений, основанных на магических и алхимических преобразованиях веществ в природе. Они связаны со смертью и возрождением, с катастрофическими подземными трансформациями на клеточном и внеклеточном уровнях. Символом Скорпиона является птица Феникс, возрождающаяся из пепла (прежнее название Скорпиона – Орел), символом Девы – Колос, вырастающий из зерна, брошенного когда-то в землю. Таким образом, оба знака, – андрогинной, к слову сказать, зоны, – исполняют схожую миссию возрождения погибшей природы. Более того: их управители участвуют в одном и том же мифе, описывающем цикличность существования не только земной природы, но и самого человека. Смерть и возрождение в природном мире аналогичны смерти и воскресению человека.

Тьодхильда много думала над тем, что сказала ей Изида. Богиня наделила ее своими духовными полномочиями и поручила исполнить ее воскрешающую миссию. Подобно тому, как Изида воскресила своего супруга Осириса, Тьодхильд предстояло «воскресить» попавшее в беду мужское начало посредством женских, магических сил. Из астрогеографии девушке был известен способ перенесения земных географических координат на координаты небесно-астрологические. Подумав о том, что она вполне может использовать магические возможности астрологии для символического воскресения Осириса и всей мужской природы, Тьодхильда перенесла координаты египетского Татту, расположенного недалеко от города Себеннит, на зодиакальный круг. Именно в Татту, согласно египетским преданиям, находится то место, где Изида воскресила Осириса, собрав четырнадцать частей его расчлененного тела и воссоединив их на его позвоночном столбе. На позвоночнике, как известно, находятся семь энергетических центров человека, называемых в Индии чакрами. Считается, что через эти точки человек получает энергетическое питание из космоса, обеспечивающее ему жизнь. По-видимому, под воскресением Осириса подразумевается восстановление его энергетической природы в семи основных его чакрах.

Астрологической координатой точки воскресения Осириса оказалось начало десятого градуса Рыб. Значит, точкой отсчета и началом процесса воскресения следует считать именно десятый градус Рыб. Что делать дальше, – Мэт уже было понятно. Четырнадцать подлежащих воссоединению частей тела Осириса – это количество минимальных магических отрезков, или полусептильных аспектов по 25° 43′, которые в сумме составляют 360-градусный круг. Когда девушка разложила зодиакальные координаты на четырнадцать отрезков, начиная с десятого градуса Рыб, она увидела, что найденные таким образом полусептильные точки уже не раз попадались ей на глаза, причем в наиболее значимые моменты ее жизни. К тому же, две планеты в ее радиксе, – Солнце и Белая Луна, – уже сами по себе занимают две из этих координат.

Магическая цепочка из четырнадцати компонентов неоднократно включалась в жизни Тьодхильд, когда по этим самым точкам проходили лунные узлы. В частности, гибель ее матери произошла на положении Северного Узла в шестом градусе Овна, а Южного Узла, соответственно, – в шестом градусе Весов, да еще и в ауре затмения Солнца в начале седьмого их градуса. Тогда же у нее открылось внутреннее зрение и она стала видеть картины из разных эпох Земли. Затем, разрыв с Дольфином и резкий поворот к христианству Тильды произошел с участием Северного Узла, соединившегося в двадцать восьмом градусе Скорпиона с радикальной Белой Луной. А последнее памятное событие подобного плана случилось на положении Северного Узла в шестом градусе Весов. Тогда Тильда познакомилась со своим новым учителем, зерванитом Гафизом. Причем произошло это сразу после того, как она сформулировала свою концепцию христианской Троицы, имевшую для нее очень большое значение. И вот теперь, в конце мая 1123 года, Северный Узел вошел в очередной градус этой магической цепочки, – десятый градус Девы, прямо противоположный точке воскресения Осириса в знаке Рыб. К этому моменту Тьодхильд уже разобралась в магических обстоятельствах своей судьбы и ожидала какого-то следующего духовного прорыва и выхода на новый виток осмысления своей жизненной задачи.

Одним ясным утром пятницы, – когда особенно сильны энергии Венеры, – Тьодхильд проснулась с ощущением тревоги и непреодолимым желанием кого-то или что-то спасти. Ей казалось, что необходимо срочно что-то сделать, – по-видимому, то, чего она раньше сделать или не успела, или просто забыла. И тут неожиданно перед мысленным взором Тьодхильды предстал пантакль Венеры, который она видела в прошлом году, входя в портал Венеры. Кажется, она собиралась изготовить себе такой же, чтобы иметь своего магического посредника для общения с Изидой-Венерой. Или, быть может, это вовсе не нужно? Тем более что она совсем не помнила, сколько розочек было на том визуальном пантакле, – семь или восемь. Семь – магическое число, связанное с септильными аспектами, восемь – число Урана, Венеры и Шатаваэша. Как здесь быть, – непонятно. Ведь нельзя ошибиться!..

Быстро вскочив с кровати и натянув рубашку, Тьодхильд раскрыла свой солярный гороскоп, чтобы найти прогрессивное положение на сегодняшний день двух самых важных его точек. Одна из них указала на Солнце Медлан.

– Ага… – подумала Тьодхильд. – Нужно обратить внимание на Медлан.

В ту же минуту отворилась дверь, и в хижину вошла счастливая, улыбающаяся Медлан. В руках у нее было два букета: один – из трех, второй – из пяти красных роз. Вместе – восемь!

Взглянув на знахарку, Мэт уже знала, что она сделает этот пантакль, тем более что количество роз уже было известно.

– Ой, Тильда! На улице такая чудесная погода! Пошла бы, прогулялась! Я вот решила с утра сходить за водой и встретила двух своих бывших больных, – я лечила их прошлою осенью. А они, – представляешь? – шли как раз ко мне, хотели еще раз поблагодарить за свое излечение и подарить мне цветы. Еще и парочку гусей дали, – я во дворе оставила. Так хвалили меня, столько хороших слов мне сказали! Было ужасно приятно! Приглашали нас обеих в гости. Они живут за шесть миль отсюда, тоже в лесной хижине. Может, сходим?

– Конечно, сходим, Медлан! – весело ответила Тильда. – Только в другой раз. Сегодня у меня важные дела, – и, на ходу натягивая блио, выскочила во двор.

Пантакль девушка сделала из древесины ивы. На нем она старательно вывела все знаки, которые были на его нерукотворном образце. Теперь этот пантакль предстояло еще духовно освятить. Тьодхильде было совсем не интересно выполнять эту магическую процедуру в привычном церемониальном ключе, и она решила, что сегодня может позволить себе проявить свою творческую изобретательность и фантазию. Ритуал освящения пантакля девушка провела так, как посчитала для себя нужным, тем более что ничего подобного она в жизни еще не делала. Все было очень просто: Мэт составила гороскоп на момент освящения пантакля, обозначила на нем звездочками все шаги магической цепочки, зажгла свечу и включила гороскоп, прочитав над ним свою любимую зороастрийскую мантру. Необычным в этой процедуре было и то, что Тильде ужасно хотелось петь и танцевать, и она решила вести себя так, как диктует ей интуиция. Магический ритуал получился на удивление легким, веселым и жизнерадостным.

Обычно Тьодхильда не любила ритуалы, – быть может, потому, что в знаке Рака у нее просто не было планет. Она предпочитала импровизацию и непредсказуемый поворот событий. Только при таком условии, как ей казалось, можно на выходе получить что-то новое. Ритуалы же связывают человека по рукам и ногам, заставляют его приспосабливаться к неким заданным внешним условиям и обстоятельствам, отрекаться от своего субъективного видения ситуации ради каких-то бездушных, объективных схем и конструкций. У Тьодхильд ритуалы ассоциировались с круговым течением времени, которое ей всегда хотелось нарушить. Собственно, оно и так уже, в некотором смысле, было нарушено самим Христом, преодолевшим закон кармического круговорота. Однако простые люди не отказались от привязанности к своим ритуалам. Более того: они придумали новые, теперь уже христианские. Одно то, что отцы Церкви ежегодно отмечают Воскресение Христа, безмерно забавляло Тильду, поскольку христианский пасхальный праздник, по сути своей, уничтожал саму идею Воскресения Христа, – Воскресения единственного и окончательного.

Во всех языческих традициях ежегодно отмечается праздник Воскресения, – Диониса, Митры, Деметры, – да мало ли еще кого (у каждого народа – свои боги), – связанный со смертью и возрождением природы. И только Воскресение Христа качественно отличается от периодических воскресений тленного материального мира. Воскресение Христа значительно тем, что оно единственно и неповторимо. После него уже невозможен поворот назад, к новому воскресению, потому что невозможен поворот и к новой смерти. Оно произошло один раз и навсегда. Христианские же служители по устоявшейся языческой привычке распинают и воскрешают Иисуса вновь и вновь, превращая тем самым идею Спасителя в обыкновенный фарс с языческим душком. Так в чем тогда разница между христианскими и, например, элевсинскими мистериями? И зачем в этом случае было Христу идти на распятие за бессмертие человека? Идея линейного времени сама по себе отрицает идею кругового ритуального повторения одной и той же «воскрешающей» истории. В общем, такая вот несторианствующая практика на фоне монофизитствующего религиозного кошмара…

Впрочем, в своей правоте относительно ненужности христианских ритуалов Воскресения Тьодхильд была далеко не уверена. Не исключено, что нам позволено совмещать круговые процессы с линейными, подобно тому как Христос соединил две полярные природы в одну. Только совмещать их, по мнению Тильды, нужно в гармоническом соотношении. Христианская пасха не должна тупо дублировать еврейскую. А, исходя из того, что Троица состоит не из сущностных, а лишь из ипостасных компонентов, то не стоит, наверное, говорить и о «соседствующем» сосуществовании «круговых» ритуалов с «линейными». Нужно найти что-то действительно синтетическое, объединяющее два этих способа христианского служения воедино, без расчленения на отдельные компоненты. Но дано ли современному человеку достигнуть подобного органического синтеза? В общем, Матильда не знала, – права она или нет, что здесь нужно делать и какой вид христианского служения был бы наилучшим, – но существующее положение дел, на ее девичий взгляд, было совсем никудышным.

Для четвертого зодиакального знака, коим является Рак, восьмым, – то есть, знаком смерти и перерождения, – является одиннадцатый знак, – Водолей. Свобода есть смерть для любого ритуала, потому как она не ведает границ и привычных квадратных скобок. Свобода – это тоже ритуал, – но после полного разрушения и качественной трансформации. Можно даже сказать, что свобода есть ритуал более высокого порядка. Вот такой вот свободный ритуал Тьодхильд сейчас и провела, включив магическую цепочку воскресения Осириса.

По завершении этой магической процедуры девушка невольно задумалась: что делать дальше? Вот есть первая точка Воскресения, – десятый градус Рыб. Но должна здесь быть и еще одна точка, которая обеспечит реализацию всего процесса Воскресения. Если брать не четырнадцать, а семь основных интервалов, соответствующих семи чакрам и семи планетам септенера, то наиболее значимой, вероятно, будет та точка, которая связана с Венерой и соответствующей ей чакрой аджной. По расчетам Тьодхильд, шестая магическая точка попадает на двадцать седьмой градус Скорпиона, – как раз в соединение с ее Белой Луной!

– Очень интересно! – подумала девушка. – Но чакра ясновидения в большей степени связана с будущим, а мне необходимо работать с прошлым. Может, стоит обратить внимание на вишудху?

Пятая чакра вишудха – это андрогинная чакра «вдвойне», потому что она вторая во второй, серединной троице чакр и, стало быть, дважды символизирует мир андрогинный. Вишудха считается чакрой творчества. Она отличается тем, что при ее раскрытии человек восстанавливает кармическую память и вспоминает свои прежние воплощения.

Юпитерианская точка на «позвоночнике Осириса» попадает в шестой градус Весов, – это был как раз предыдущий шаг Северного Узла по звеньям магической цепочки. Вероятно, для Тьодхильд он стал моментом символического Воскресения, случившегося в ее судьбе. Девушка прекрасно помнила, что происходило в то время, тем более что эти воспоминания были чрезвычайно дороги ей. Обсуждение со Стефаном и Робином судьбы Абеляра, разговоры о небесной и земной любви, размышления о Троице, затем – внезапный приезд Гафиза, обретение новых сакральных знаний… Тогда Тьодхильд словно вступила в некую иную фазу своей жизни, связанную со зрелым восприятием и осмыслением мира.

Девушка была настолько захвачена идеей Воскресения Осириса, что совсем забросила свои врачебные дела, а всех своих посетителей отсылала к Медлан. Знахарка сердилась и ворчала, жалуясь на чрезмерную загруженность. В последнее время за помощью обращалось слишком много людей с колотыми и резаными ранами: где-то рядом, в лесу, появилась группа вооруженных разбойников. Они грабили одиноких прохожих, которые и сами-то были бедны, как церковные мыши, а потому не очень охотно расставались со своим нехитрым скарбом. Те из них, кто пытался оказать хоть какое-нибудь сопротивление, подвергались безжалостному избиению и нередко получали смертельные раны.

Все выжившие в драках крестьяне добирались до хижины Мэт и Медлан, ибо знали, что эти нелюдимые знахарки творят настоящие чудеса. Но Мэт по целым дням не бывала дома, и Медлан нередко приходилось туго, когда у нее бывало по двое-трое раненых за раз. Наслушавшись от своих клиентов страшных, леденящих душу историй о бандитских нападениях, Медлан пыталась запретить Матильде шляться целыми днями по лесу, но девушка была неисправима и абсолютно уверена в своей безопасности. Ее бесшабашная самоуверенность просто убивала пожилую женщину и держала ее в постоянном страхе за эту своенравную девчонку.

– Просто беда с ними, – с этими детьми! – сокрушенно жаловалась Медлан, встречаясь у реки с вилланами из соседних деревень.

А сама Матильда ничего не боялась. После своего прошлогоднего ночного разговора с Изидой она ощутила прилив свежих творческих сил и была убеждена в том, что внезапная неприятная встреча с лесными бродягами ей просто не грозит. Но даже если это и случится, то Изида все равно ее спасет, – считала девушка. Ее лишь немного огорчало сознание того, что по прошествии года от Изиды больше не было вестей.

– Странно… – думала Тьодхильд. – Она ведь обещала, что мы увидимся через три дня, но прошло и три, и тридцать три, и триста тридцать три, а она по-прежнему не дает о себе знать. Не могла же она обмануть меня! И не могла чего-то не предусмотреть: она ведь – богиня! Значит, заранее все знала. Куда же она пропала? Просто загадка какая-то…

Девушка помнила, что Изида говорила ей о встрече на Венере. Такая дальность расстояния ничуть не смущала Тьодхильду: если она в одно мгновение оказалась в Египте, то так же легко она может достигнуть и иной планеты, – почему нет? Ведь физическое тело все равно останется на месте.

Но Изида говорила правду, – и понять это Тильда смогла лишь в момент их обещанной встречи. Встреча действительно состоялась ровно через три дня, с той лишь разницей, что это были дни Венеры.

…В ночь на двенадцатое июня снился девушке сон. Она стояла с приятелями у подножия невысокой горы, а с этой горы сбегали по очереди разные животные. Сначала бежала собака, затем – олень, за оленем – лев. Увидев льва, Тильда немного испугалась: она знала, – какой это опасный хищник. В британских лесах львы не водились, но она много читала о них в своих книгах, где и видела изображения этих грозных животных. Кроме того, она слышала рассказы о львах от вернувшихся с восточного похода солдат, которым приходилось вступать с ними в жестокие схватки, или наблюдать подобные схватки со стороны.

По мере приближения к стоявшим у подножия горы людям лев менялся. Вначале он был таким, каким Тьодхильда его видела на картинках, – песочного цвета, с развевающейся лохматой гривой и оскаленной пастью. Но когда он спустился ниже, его внешность немного трансформировалась, и он перестал быть таким уж страшным. У него оказалась белая пушистая шерсть, и выглядел он, – совсем, как игрушечный. Тем не менее, по-прежнему опасаясь контакта со зверем, девушка отошла от того места, где ему предстояло пробегать, – на всякий случай, чтобы ничего плохого ему не взбрело в голову. Но когда этот лев поравнялся с Тьодхильд, – он, наверное, почувствовал на себе ее испуганный взгляд и внезапно остановился. Повернув свою лохматую голову в сторону Тильды, он одними глазами подозвал ее к себе.

Теодхильд удивили глаза этого странного зверя: они были очень добрыми и совершенно человеческими. Эти глаза даже показались ей какими-то удивительно знакомыми.

– Ты готова ехать? – спросил лев, когда девушка подошла к нему ближе.

– Куда? – спросила удивленная Тильда.

– Прошло уже три дня… Их сто семнадцать… Ты забыла? – и очень тихо, на ушко добавил два слова, которые заставили девушку от неожиданности вздрогнуть:

– Любовь моя…

В словах льва Теодхильд услышала что-то бесконечно далекое, но, в то же время, очень ей близкое и знакомое. Кто он? Чьи глаза на нее смотрят глазами льва?

Лев указал девушке на свою пушистую спину, и она, не раздумывая, туда села, после чего он поднялся в воздух и полетел. Летели они совсем недолго, рассекая какое-то белое светящееся пространство, и остановились перед белой дверью, которая, словно по мановению волшебной палочки, тут же отворилась. Тильда торопливо слезла со львиной спины и, замирая от восторга и благоговения, несмело вошла в раскрытую дверь. Она уже знала, кто ее там ожидает.

В комнате за столом сидела прекрасная женщина в белой тунике. От нее исходило легкое мягкое сияние, несколько затушевывающее черты ее лица. Увидев девушку, она встала из-за стола и направилась к ней.

– Здравствуй, Теодхильд!

– Здравствуй, Венера! – ответила счастливая девушка.

– Как видишь, я не солгала: мы действительно встретились ровно через три дня. Ты и в будущем сможешь появляться здесь в один из этих дней.

– Да! Теперь я поняла.

– За то время, что прошло с нашей первой встречи, ты успела сделать очень многое. Я довольна тобой.

– Спасибо, Венера.

– У меня для тебя есть подарок, – и Венера протянула руку, чтобы передать Тьодхильд какую-то небольшую вещь.

Девушка протянула ладонь и приняла подарок, еще не зная, что находится в ее руке. Затем, разжав свои пальцы, она увидела довольно крупный сияющий зеленый камень удивительной красоты. Это был изумруд, или, как называют его греки, – смарагд, – один из самых сильных и ценных камней на земле.

– Это мой любимый камень, – сказала Венера. – Он всегда будет с тобой, чтобы защищать тебя и помогать в твоей нелегкой жизни. Я думаю, что ты сама поймешь, как его использовать.

– Я могу взять его с собой? Но как я довезу его на Землю? Ведь он нематериален!

– Не волнуйся. Если этот камень существует в духовной сфере, – он обязательно спустится и в сферу материальную. Ты получишь его в руки уже завтра.

– Завтра – это… по-вашему завтра?

– Ты должна привыкать, что по-нашему – это и по-твоему тоже.

– Ой, прости, Венера. И по-моему тоже…

– Ничего. Я понимаю, что тебе трудно привыкнуть находиться в двух координатных измерениях сразу. Но теперь я считаю тебя своей, – потому и подарила тебе свой камень. Я уверена, что ты сможешь полностью раскрыть его возможности.

– У него цвет Стража Прошлого!

– Совершенно верно. Он связан с четвертой, сердечной чакрой человека, расположенной в самом центре. В цветовом спектре зеленый цвет тоже находится в центре.

– Значит, это камень гармонии и любви?

– Конечно. Любви, магии и высшей мудрости. Благодаря ему ты сможешь сообщаться с астральным миром, с миром умерших, с миром духовных сил. Ты сможешь проникать в прошлое и видеть будущее, исцеляться сама и исцелять других от многих болезней. Изумруд спасает от укуса змей! Ты ведь боишься змей?

– Да, очень! С тех пор, как меня в детстве укусила гадюка. Тогда я чуть не умерла. Если бы Медлан не оказалось поблизости, – меня бы уже и на свете не было!

– Я знаю об этом. Отныне змей ты можешь не бояться. Даже если этого камня и не будет при тебе, – ты всегда сможешь почувствовать его в своей ладони, когда ты только пожелаешь. Он будет с тобою в своем астральном измерении, – точно так же, как сейчас.

– Я слышала, что изумруд – любимый камень в Египте. Там есть даже смарагдовые копи царицы Клеопатры.

– И ты наверняка слышала об Изумрудной скрижали Гермеса Трисмегиста, являющейся источником сакральной мудрости.

– Да, я читала этот текст. Мне давал прочесть его Дольфин.

– А теперь слушай меня внимательно, Теодхильд, – заговорила Венера. – Повторять тебе то, что я говорила в первый раз, уже не буду. Но сейчас я хотела бы кое-что к этому прибавить. Ты сама понимаешь, какая опасность ожидает христианскую веру. Могу тебе сказать, что на земле готовится грандиозная дискредитация христианства в глазах простых людей. Несколько лет назад была создана одна секретная группа, – Приорат Сиона. Ее целью является совершение иудейского переворота в недрах христианства. Члены этой организации решили использовать старую гностическую идею о том, что Иисус Христос – не Бог, а обыкновенный человек, родившийся на свет обычным путем, без непорочного зачатия.

– Но это же неправда!

– Они утверждают также, что он погиб на Голгофе, но не воскрес и не возвращался больше на землю.

– Они отрицают самую сущность христианской идеи? Но кто же им поверит?

– Они собираются представить бумаги, согласно которым Иисус является потомком иудейского царя Соломона, а потому, – носителем авраамической идеи. По их словам, он должен был избавить еврейский народ от долголетнего господства римлян, снять с него проклятие Иеговы, возложенное на сей народ в наказание за его грехи и отказ от следования заветам Бога.

– А зачем бы тогда евреям понадобилось распинать Иисуса?

– Этот вопрос, по-видимому, тоже будет хорошо ими продуман. Но я продолжу. Основатели Приората Сиона будут защищать ту идею, что Иисус, как и любой живой человек, был женат, – причем, тоже на представительнице еврейской королевской крови, а именно, – Марии Магдалине.

– Это еще что за новость? Христиане считают ее бывшей блудницей!

– Она никогда не была блудницей. И христиане совершают немало подобных ошибок, – не только в отношении Марии Магдалины. Но и к королевской крови она не имела отношения. Это вообще была не королевская история, потому что христианская идея не должна была быть, – и не была, – ни национальной идеей какого-то определенного народа, ни идеей земной царской власти. Она выходила за пределы темы Бога-Отца или Богини-Матери. Она родилась как идея Бога-Сына, – третьего, андрогинного начала природы.

– Сама жизнь Иисуса была мистерией этого третьего андрогинного начала, – воодушевленно заговорила Мэт. – Он не должен был появляться на свет в результате обычного, земного зачатия; не должен был умирать, как простые смертные; у него не должно было быть детей, потому что он вернул человечеству бессмертие. Ведь рождение детей обусловлено смертью их родителей. Не будет смертей, – не будет и новых рождений. Вот и в жизни Христа не могло быть места случайностям…

– Совершенно верно. А в сионской трактовке Христос и родился, и умер, как обычный человек. От него даже родился ребенок, как от любого смертного.

– Боже мой, какой ужас! Это же отрицание самой миссии Христа!

– Вот это и есть та главная задача, ради решения которой был создан Приорат Сиона.

– Ну, мне кажется, что со стороны Приората христианству как раз ничего не угрожает. Служители Церкви быстро разберутся с ним, – я-то их знаю: они своего не упустят. Еще и спасибо скажут, что Господь не оставляет их без дела! Вот нарекут этих иудеев от христианства, и на сей раз, – абсолютно обоснованно, – носителями самой страшной, какой-нибудь сверхнесторианской, ереси и сравняют их с землей, – камня на камне не оставят. Вот уж чего у отцов Церкви не отнять, – так это рвения в исполнении своего духовного долга, каким они его видят, конечно. Разве не так?

– Может, и так. Но это не столь очевидно.

– Почему же не очевидно? Люди верят во Христа, Сына Божьего, и от этой веры, на мой взгляд, их практически невозможно уже отвратить, какие бы басни сионские баснописцы им ни рассказывали. А документы, – что документы? Обыкновенная фальшивка! Даже если невозможно будет доказать, что они поддельны, то невозможно ведь будет доказать и их подлинность. А люди всегда предпочитают верить в то, во что им больше хочется верить! Они желают верить во Христа, который принес им спасение и надежду на бессмертие в лучшем мире.

– Ты слишком преувеличиваешь силу веры людей во Христа. У Сионского Приората есть очень серьезный план, и он уже начал действовать. Ты не знаешь главного: как ты думаешь, что стало причиной похода крестоносцев на восток? Полагаешь, желание освободить христианские святыни?

– Конечно, Венера. В этом у нас никто не сомневается. Проповедь папы Урбана II на Клермонском поле была настолько убедительной, настолько вдохновенной, что сработала, как факел, воспламенивший христианские сердца жаждой духовного подвига во имя своей святой Христовой веры. И я не думаю, что у Римского Папы была такая тайная цель, – уничтожить христианство…

– Ну, у Римского Папы, – нет, Теодхильд. Никто из участвующих в походе христиан даже не подозревает, чью волю он в действительности исполняет. На Земле сейчас осуществляется тайная, невидимая, скрытная акция по уничтожению христианской веры. И ее организовали, конечно, не искренне верующие христиане, а носители темных, антихристовых сил, прибегнувшие к помощи черной магии. Среди них, Тьодхильд, есть и твои друзья друиды, – можешь ты в это поверить, или нет.

– Дольфин?

– И он тоже. Но он, конечно, – не главный зачинщик. Это – целая разветвленная сеть различных организаций, разбросанных по всему миру, – не только на западе, но и на востоке. У них есть свои темные ритуалы, призванные обеспечить успешное выполнение задания Князя Тьмы. Они способны незримо воздействовать на сознание целых племен и народов и корректировать их эмоциональное состояние, настроение и поведение. В результате такого психологического воздействия люди становятся ведомыми и готовыми идти туда, куда им прикажут, и поверить в то, во что им прикажут. Ты ведь знаешь, что в большинстве своем люди личностно очень слабы, подвержены коллективным мнениям и настроениям. Их довольно легко сбить с толку, особенно если зарядить их идеей героического подвига во имя святой веры. Вера, и особенно христианская вера, – пожалуй, самое слабое место в сознании нынешнего человека. Труднее победить тех, кто знает, во что верит, а нынешнее поколение христиан, – знает ли оно, что же он собой представляет, – этот таинственный Иешуа из Галилеи?

– Ты права, Венера. Религиозный фанатизм ярче всего свидетельствует о человеческом безверии. А основой безверия является незнание. Где тонко, там и рвется, – как говорят в народе. Теперь я понимаю, что на поле Клермона в христианах была пробуждена не вера, а фанатизм, – наиболее острая и опасная степень безверия. Нет в народе сейчас настоящей веры в Бога, потому что сущность христианской идеи так и осталась непонятой простыми людьми. И в самом деле, – оживилась Тьодхильд, – если бы крестоносцами двигала настоящая, подлинная вера, – они бы выступили намного удачнее. Если бы они шли под действительным водительством Христа, – они бы и вели себя при этом по-другому, – не уничтожали бы мирные города, не грабили, не насиловали и не убивали их жителей, а несли бы Слово Божье всем непросветленным народам! И град Иерусалим им не пришлось бы брать тогда штурмом. Он сдался бы сам, и ни один человек бы при этом не пострадал! Да все вообще было бы по-другому! Во-первых, не произошло бы разделения Церквей, не появился бы ислам, а, если бы и появился, то его войска не стали бы захватывать христианские земли. Ну, и так далее... Ты права, Венера. Христианству угрожает огромная опасность хотя бы потому, что самого христианства у нас еще, в сущности, нет. Глухой языческий материализм еще с древних иудейских времен засел в человеческих сердцах и не пропускает лучи христианского света. Потому в православии побеждало так долго спиритуализованное монофизитство, что в самом христианском доме все было донельзя материализовано.

– Ну, вот, ты и сама во всем прекрасно разобралась, – ответила Венера. – Для полного антидуховного переворота в христианстве уже давно была подготовлена почва. И этот переворот вполне может удаться, если не предпринять самых строгих и решительных мер.

– Ты хочешь сказать, что я могу с этим справиться?

– Возможно. Об этом говорить еще рано. Сейчас очень тонкое и хрупкое время. Сатанинские силы ухитрились поймать самый удачный момент для своего переворота. Нынешняя космическая ситуация такова, что от любого, даже самого ничтожного, неуловимого движения, зависит дальнейшая судьба Христовой Церкви. Вся последующая христианская история закладывается именно сейчас.

– А чем это вызвано?

– Я не могу тебе этого сказать. Но, в любом случае, одна из самых очевидных причин – налицо. Я имею в виду разделение Церквей, случившееся в середине прошлого столетия. Оно значительно ослабило христианство, которое фактически стало пожирать само себя.

– Я тоже об этом думала, Венера! В этом разделении я нахожу знак полного отрыва мужской сущности Церкви от женской и полной утраты христианской любви…

– Да, это уже почти совсем не христианство. Разве что лишь по названию. Когда же еще бить по нему, как не сейчас? Вчера было рано, завтра будет поздно, – приблизительно такая фраза может быть сказана столетиями спустя одним духовным потомком нынешних иудействующих материалистов.

– Знаешь, Венера, о чем еще я думаю? Почему в нашем мире, несмотря на видимую победу духовного учения Христа, все еще нет любви? Мне кажется, все объясняется очень просто. Это – результат войны между полами, следствие противопоставления полов друг другу. Ведь любовь невозможна без чувства родства, единства, без ощущения своего незримого присутствия в другом человеке, а другого человека – в себе. Люди не чувствуют себя андрогинами. Мужчины не находят в своей душе женской части, женщины – мужской. А все, знаешь, почему?

Венера не отвечала. Она все знала лучше Теодхильд. Сделав небольшую паузу, чтобы перевести дыхание, девушка продолжала:

– Христианство создало такое мировоззрение, согласно которому человек живет лишь раз. Стало быть, он рождается или мужчиной, или женщиной. То есть, люди считаются изначально разными. О какой андрогинной сущности можно говорить, когда человек привязан исключительно к своему полу и рассматривает другой, как нечто ему чуждое, непонятное и даже враждебное? В представлении христианских богословов человеческое тело намертво спаяно с душой. Отсюда становится понятным и вопрос, который с умным видом обсуждали церковные прелаты на Третьем Никейском соборе 341 года: а есть ли вообще у женщины душа? Но если бы они только приняли во внимание то, что присутствует практически во всех языческих духовных традициях, – подобный вопрос никогда бы не пришел им в голову. Ведь закон перевоплощений прямо говорит о том, что одна и та же душа может воплощаться в физическом теле по несколько раз, – столько, сколько ей понадобится, чтобы полностью завершить свой процесс самопознания. Душа-то пола не имеет, – его имеет лишь физическое тело. Если бы христианские идеологи это осознали, – они бы поняли, что все наши мужчины, какими бы замечательными они ни были, с такой же легкостью могут родиться, – и рождаются! – женщинами, а женщины неоднократно рождались и будут рождаться мужчинами. Насколько бы это сблизило мужчин и женщин! А если бы еще они могли помнить о своих прежних воплощениях, когда их тела имели другую половую принадлежность! Вот тогда бы они и узнали, что мужчины – это те же женщины, а женщины – те же мужчины, ибо они – едины. Да если бы это было не так, то человек никогда бы даже не почувствовал в своем сердце любви! Только потому и существует любовь, что мы находим, узнаем в других себя! А иначе это чувство было бы для нас совершенно недоступно. Отторжение мужского мира от женского есть настоящее преступление против любви, и его следствием являются кровоточащие раны в сердце как мужчин, так и женщин. Ни те, ни другие не понимают природы своей душевной боли, а болит у них именно то, чего, как им кажется, в их душе и вовсе нет. Если говорить о мужчинах, то их беспокоит то подавленное, униженное женское начало, которое они сами, собственноручно, и возвели на крест, полагая, что таким нехитрым способом избавляются от зла. Они гордятся своим иллюзорным возвышением над женщинами, а на самом-то деле возносятся лишь над самими собой. Они думают, что преследуют и бьют врага, а этот «враг» сидит в них самих. Им кажется, что они «суровы, но справедливы» по отношению к кому-то другому, – чужому и далекому, – кого не жалко. Но именно так они относятся к самим себе! Знаешь, Венера, – это напоминает мне охоту маленького глупого котенка за своим собственным хвостом…

– Очень точное сравнение, Тьодхильд! – И наказывают они тоже только сами себя. Никто не стоит над ними сверху с батогом. Чем крепче в них чувство вины, тем сильнее себя и наказывают. А потом сетуют на тяжелые превратности судьбы, ссылаются на испытания Божии, просят Господа о снисхождении, исцелении, счастье, материальном благополучии…

– Но сами же не принимают это счастье, не пропускают его в свою жизнь! Знаешь, Венера, я теперь поняла одну важную вещь: для того, чтобы полюбить, чтобы обнаружить в своем сердце кого-то другого, человеку не хватает памяти! И только памяти! Мы слишком привязаны к своему материальному телу и мало знаем, точнее, – помним, – свою душу. Нам необходимо вспомнить, что когда-то мы были единым целым, что наши мужские и женские половинки присутствуют в нас изначально, – и тогда мы сохраним в себе свою противоположную, – как нам кажется, – природу. Ведь противоположной она нам представляется лишь в мире физических координат, а в мире андрогинном, – в душе, – мы все равно едины! Мы больше заботимся о своем смертном, однополярном теле, чем о бессмертной, андрогинной душе. И если мы хотим обрести подлинное бессмертие, – нам нужно меньше привязываться к своей половой основе, – а, значит, меньше ритуализировать свой быт в соответствии со своим полярным статусом. Нужно поменьше социальных границ воздвигать между полами, не акцентировать на них свое внимание, потому что каждый человек – все равно нечто большее, чем просто мужчина или просто женщина! Человек всегда выше и шире своего временного, земного воплощения. Он живет в вечности, – а потому выходит за пределы своей условной половой полярности.

– Ты все правильно понимаешь, Теодхильд. Но ты должна сама разобраться в том, как решить эту сложную задачу. Вот обрати внимание на свой гороскоп. Ты родилась на первом цикле обращения Черной Луны после начала крестоносной истории, и в твоей судьбе проявляется практически тот же негатив, что и в истории крестовых походов. Это – программа Черной Луны в Деве, и именно сейчас в соединении с твоей Лилит находится транзитная Селена. Ты знаешь, что такая ситуация дает тебе прекрасную возможность вскрыть все свои грехи и изъяны, а также грехи и изъяны крестоносной эпопеи, вывести все заложенное в ней зло на чистую воду. В то же время, твоя Белая Луна находится в Скорпионе, и сейчас, как ты знаешь, в соединение с ней входит транзитная Черная Луна. Таким образом, Селена и Лилит в твоем гороскопе попарно встречаются и словно меняются друг с другом местами. Это значит, что сейчас ты должна принять самое важное решение в твоей жизни, и от этого решения зависит, какие силы в тебе победят, – силы света или силы тьмы.

– То есть, сейчас во мне идет локальная война добра со злом, и я могу перевести ее на все окружающее пространство?

– Другого такого случая у тебя больше не будет.

– Не потому ли в моей жизни вновь появился Дольфин?

– Безусловно. Ты идешь навстречу врагу с открытым забралом.

– Боже мой! А я уже начала думать, что он мне больше не враг. Я даже надеялась, что, быть может, если не Дольфина, то хотя бы его братьев мне удастся приобщить к моему делу…

– Не впадай в его ошибки, Теодхильд. Он точно так же мечтает использовать тебя.

– Но я надеялась, что разум в нем возьмет верх!

– Дольфин уже не изменится. Он практически себе не принадлежит. Он – фанатик.

– Боже мой! Дольфин! Но я же так его люблю! Я хочу ему помочь! Разве я не могу это сделать?

– Нет, Тильда. Помочь ему ты уже не в силах. Оставь. Пусть идет своим путем.

– Но я не могу! Не могу, Венера! Он – родной для меня человек. Я не хочу предавать его.

– Ты его не предаешь. Он сам себя предал.

– Нет. Я уверена, что и от меня очень многое зависит! Когда-то он вкладывал в меня свои знания, свои идеи, свою заботу и любовь. Я стала такой, какая есть, во многом благодаря Дольфину. И теперь моя очередь ему помочь.

– Не спорь с богиней, девчонка! – вспыхнула Венера.

Затем, несколько смягчившись, добавила:

– Оставь его, Тьодхильд. У него – иная ситуация, нежели у тебя. Ты действительно ничего не сможешь сделать. У африканцев есть такое слово, – «зомби». Он себе уже не принадлежит: его давно ведут.

– Меня тоже давно ведут.

– Тебя ведут лишь потому, что ты так решила заранее.

– Но и он решил заранее!

– Вот об этом я тебе и говорю!

– …

– Он уже выбрал свой путь. Этот путь иной, – противоположный твоему пути. И сойти с него он, при всем своем желании, уже не может.

– Но у человека есть главное, над чем никто, кроме него, не властен, – его свобода! Он в любой момент может повернуть в другую сторону!

– Может-то может, но он же не хочет, Матильда! Послушай, давай не будем с тобой сейчас спорить!

– А я и не хочу с тобой спорить, Венера. Я – о другом. Я верю в любовь Христа и в то, что любому человеку может быть даровано спасение, любого грешника можно спасти. Если я откажусь от помощи Дольфину до наступления Последнего Суда, – я отниму у него последнюю надежду на спасение. Понимаешь, я его люблю, Венера! Он – родной для меня человек. И, пока он жив, – для него еще не все потеряно.

– И ты сможешь ему это объяснить, – что для него еще не все потеряно? Как ты думаешь, что ты услышишь от него в ответ?

– Ну, он никогда не опускается до площадных слов, Венера.

– А я и не об этом говорю. Вот, как ты думаешь, что он ответит на твои преисполненные заботой слова о том, что для него еще не все потеряно?

– Все зависит от того, как сказать.

– А разве ты уже знаешь, как сказать? Поверь, Тьодхильд, я вижу и тебя, и его, – вижу насквозь, – и я знаю, что нет у тебя таких слов, какие смогли бы изменить Дольфина.

– Может, и нет. Но они найдутся. Обязательно найдутся!

– Да пока ты будешь их искать… Он съест тебя, как Серый Волк маленькую девочку!

– Он не съест меня! Ведь он, по существу, – хороший человек!

– Он – фанатик, Тьодхильд! И этим все сказано. Он откажется от твоих пирожков, – он съест тебя!

– Ну и пускай ест, если так! Значит, я сама буду виновата в том, что позволила ему меня съесть! Так мне тогда и надо!

– Ты отказываешься от выполнения своей миссии?

– Нет. Но спасти дорогого мне человека, – разве это не часть моей миссии?

– Если бы твоя задача давалась тебе легко, – тогда, наверное, можно было бы говорить о каких-то сопутствующих шагах. Но там, где все и так висит на волоске, – ты можешь все потерять, если будешь привязываться к чему-то второстепенному, – да еще и без малейшего шанса на успех.

– Шанс есть! Я в это верю.

– Ты рискуешь потерять нашу помощь.

– Прости меня, Венера. Но ты сама сказала, что я – свободный человек. Может быть, я неправа, но я не могу оставить близкого мне человека в беде! Как же потом я буду с этим жить? Разве это по-христиански? Какой мне смысл уподобляться тем лжехристианам, которые пекутся лишь о своем тепленьком местечке у церковного престола? Что тогда я сама могу?

Наступило долгое, тягостное молчание. Затем, внезапно приняв какое-то решение, Венера сказала:

– Мы поможем тебе. Но только если это будет в наших силах. И помни, что в случае неудачи ты отвечаешь за все сама. Ты сделала свой выбор.

– Спасибо, Венера.

– Я вижу, что ты переоцениваешь свои силы. У тебя их явно недостаточно на все, что ты задумала. И я тебя об этом предупреждаю, но ты же не хочешь меня слушать. Как бы там ни было, у вас есть такая пословица: «На ошибках учатся». Возможно, для тебя будет полезно пройти еще и через эти ошибки. Но мне будет очень неприятно, если ты сорвешь мою программу. И замену тебе искать уже слишком поздно.

– Я справлюсь, Венера! У меня все получится!

– Мне бы твою уверенность… Она, как я вижу, основана не на знании, Тьодхильд, а на одних лишь иллюзиях. Уже одно то, что ты начала спорить со мной, – достаточно дурной для тебя знак.

– Но я…

– Поздравляю: ты делаешь большие успехи в сфере самомнения. Любовь… Любовь должна основываться на разуме, а не на иллюзиях. Ты плохо знаешь Дольфина и переоцениваешь его добрые качества. Ты проецируешь на него лишь свое светлое представление о нем, и совсем не учитываешь того, что сама же о нем знаешь. Ты говоришь, что он изменился. Может, и изменился. Но не настолько, чтобы стать таким, как ты. У тебя, Тьодхильд, есть большой недостаток: ты оцениваешь людей по аналогии с собой. Это неправильно. Не все люди такие же простые и невинные, как ты. И если ты желаешь лишний раз в этом убедиться, – тебе будет предоставлена такая возможность. Но мне будет очень трудно простить тебя, если ты меня подведешь.

– Я – всего лишь человек, Венера! И спрашивать с меня можно, – лишь как с человека.

– Ах ты, хитрюга! – рассмеялась Венера. – Но говоришь ты об этом, – уже вовсе не как человек! С тебя и спрос больший, чем с обыкновенного человека. Ты знаешь, чем рискуешь. Как там у вашего Абеляра: грешит только тот, кто осознает, что он грешит. Все остальные лишь ошибаются, а ошибка – еще не грех. Хитро! Но не лишено смысла. Впрочем, об этом Абеляр напишет только через несколько лет. Но к тебе его апология не относится. Ты уже предупреждена о возможных последствиях своих непродуманных шагов.

– И все же, Венера, я попытаюсь. Что-то подсказывает мне, что у меня все получится.

– Ну, что ж, – может, ты и права. Людям иногда дается то, что недоступно нам, богам. У вас есть право на ошибку, но у вас есть также свобода, дающая вам возможность изменить этот мир или внести в него что-то новое. Надеюсь, что с тобой все будет в порядке. Под твою ответственность, Тьодхильд!

– Спасибо, Венера!

– Напоследок я хочу тебе еще кое-что сказать. Скоро в твоей жизни появится мужчина. Предупреждаю: он – твоя настоящая, андрогинная половинка. Так что действуй, будь добра, помня об этом.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, если ты действительно желаешь исполнить свою миссию чисто и безукоризненно, то сама должна найти ответ на этот вопрос. Я не уверена, что мы поступаем правильно, давая вам возможность встретиться раньше времени…

– Что значит: раньше времени?

– Я не буду тебе ничего объяснять. Могу сказать лишь одно: как у тебя сложится с ним, – так же реализуется и твоя духовная миссия.

– Все! Я поняла, Венера.

– Будь осторожна. Не раскрывайся навстречу всем подряд.

– Поздно, Венера! Все уже произошло.

– О! Тебе это только кажется. Береги себя. Я далеко не всегда смогу тебя поддержать, тем более что сейчас наша связь немного ослабилась: твой путь отклонился куда-то в сторону… уж не знаю, – куда… К добру ли это? Внимательно смотри и направо, и налево. Может случиться так, что будешь падать, – и не всегда успеешь подстелить соломку.

– Ты хочешь сказать, что на твою помощь я могу больше не рассчитывать?

– Нет, Тьодхильд, ты меня неправильно поняла. Я буду помогать тебе всегда, но там, где ты будешь выходить из сферы моего влияния, – а ты будешь, непременно будешь пытаться объять необъятное, – я ничего не смогу для тебя сделать. Итак, помни: самая большая угроза для христианского мира исходит от самих христиан. Приорат Сиона лишь легонько подталкивает их в ту бездну, на край которой они завели себя сами. Все плохое в христианстве будет делаться руками самих христиан. Ты знаешь, что затеявший крестовое движение Папа Урбан II умер в 1099 году, сразу после того, как был взят Иерусалим? И в том же, 1099 году был создан Приорат Сиона. Как ты думаешь, это случайно связанные между собою события?

– Наверное, нет.

– Вот и я говорю: нет. Просто Папа Урбан выполнил свою миссию, – свою темную миссию, – и был освобожден от дальнейшего пребывания на земле. Иерусалим был взят крестовыми войсками, и некие заинтересованные лица получили доступ к тайнику, находящемуся под разрушенным иудейским храмом Соломона.

– А что в том тайнике?

– Ну, а как ты думаешь?

– Ну, что? Какие-то поддельные бумаги?

– Ну, зачем же поддельные? Очень даже может быть, что не поддельные.  Пять лет назад был создан Орден Рыцарей Храма, – того самого Иерусалимского Храма, который построен на месте бывшего храма Соломона.

– Да, я слышала об этих рыцарях. Их называют тамплиерами. Они – что, тоже имеют к этой истории какое-то отношение?

– Самое непосредственное. Тамплиеры – исполнители воли магистра Сионского Приората. Именно им предстоит добраться до бумаг Соломонова Храма и передать их магистру Приората.

– А я слышала, Орден Храма был создан для того, чтобы защищать христианских паломников на пути в Иерусалим.

– И большинство из них действительно так думает. Но не их магистр, Гуго де Пейн. Он прекрасно знает, для чего был создан Орден. Со временем тамплиеры будут обрастать деньгами и связями, станут известны своим беспробудным пьянством, обжорством и иными видами всевозможного разврата. Они сделают все, чтобы осквернить и дискредитировать священное женское начало в мире. Именно с их легкой руки деньги начнут править всем.

– Ну, собственно, деньги правили всегда.

– Ты просто не знаешь, что начнется, когда за дело возьмутся тамплиеры! А теперь послушай меня внимательно. Сейчас – идеальное время для того, чтобы вернуть на землю настоящую христианскую любовь. Через соприкосновение Востока и Запада будет восстанавливаться разрушенная связь мужского и женского начал. В западном мире все смелее и явственней будет раскрываться женская душа. И здесь очень важно помочь ей, поддержать ее, а не опускать и озлоблять, – как это попытаются сделать тамплиеры. Тебе придется найти противоядие от их дьявольских козней. Сейчас начинается интересная эпоха разветвления. У христианства есть очень большой шанс духовно очиститься и восстановить свою истинную, гармоничную природу. Но благодаря нашим недругам из Сионского Приората может осуществиться совсем другая история. Глазам мужского Запада предстанет прекрасный, нежный мир безгрешной женственности, и его необходимо принять во всей его чистоте и первозданности. Твоя задача состоит в том, чтобы не допустить подготовленного тамплиерами насилия женской природы над мужской. Самое главное здесь – соблюдение подлинной гармонии между двумя мировыми полярностями. Ни одна из них не должна возвышаться над другой, не должна подавлять собой другую. Иначе вы никогда не придете к любви, – и христианство погибнет окончательно.

– Я поняла. Христианство стоит на распутье, и у него есть только два пути возможного развития: вверх и вниз.

– Не только вверх и вниз. Здесь может быть несколько градаций между первым и вторым вариантами. Просто перед тобой стоит задача направить христианскую историю вверх, а перед Приоратом Сиона – направить ее вниз, вплоть до полного уничтожения. Тебе придется противостоять самым сильным магам земли, – в том числе, своим знакомым. И здесь, я думаю, – у тебя неплохое подспорье: ты многому у них научилась и многое о них знаешь.

– И это еще один ответ на вопрос, почему я хочу спасти Дольфина. Зло невозможно победить извне, с помощью внешней силы. Его можно победить лишь изнутри, в самом человеке, в его андрогинной душе. Подлинная победа человека над злом – это победа над тем, что заставило его творить зло. Это – его собственная победа над злом, добровольный отказ от него.

– Делай, как знаешь. Я тебя предупредила, Тьодхильд.

– Спасибо, Венера. Я буду опираться на твою помощь.

Богиня улыбнулась. Эта девушка пытается втянуть ее в такие дремучие дебри человеческой дерзкой свободы, в каких она еще ни разу не бывала. Но, быть может, – в этом что-то и есть.

– Я тебя еще хотела спросить, Венера, – начала Тьодхильд.

– Я слушаю.

– Дольфин говорил о каком-то Ритуале Колеса, который я должна произвести, чтобы вернуть время к началу. Он говорил, что в этом – мое жизненное предназначение. Еще задолго до моего рождения он узнал об этом у Богини. Что это за ритуал?

– Это то, что ты создаешь сейчас, только со знаком минус.

– То есть?

– Ты ведь живешь в режиме магии Воскресения Осириса?

– Да.

– Вот это и есть Ритуал Колеса, только Дольфин имел в виду иное его использование.

– А какое?

– Это не мое дело, – разбираться в хитросплетениях черной магии. Мне это совсем не интересно. И тебе, на мой взгляд, – должно быть тоже.

– Мне тоже не интересно, Венера! Совсем! Просто мне было бы важно это знать, чтобы случайно не проговориться, не сказать Дольфину ничего такого, чем он мог бы воспользоваться без меня.

– Об этом можешь не волноваться. Он все равно не сможет исполнить Ритуал Колеса без тебя, даже если будет точно знать, как его делать. Здесь нужна только ты, поскольку ты – проводник энергии Минтаки. Только ты. И, если ты сама не пожелаешь оправдать его ожиданий, то и у общинников Дольфина ничего не получится. Без тебя они просто не смогут уничтожить христианство, но навредить ему, конечно, могут немало. Если же ты правильно возьмешься за дело, то поможешь ему подняться на самые высокие духовные вершины. Тем самым будет подготовлена почва для того, чтобы уже в 2008 году, едва лишь начнется эпоха Разделения, произошло Второе Пришествие Христа.

– Как? Не раньше? – разочарованно протянула Тьодхильд.

– Это – самый ранний срок. Существуют объективные временные рамки, перепрыгнуть через которые и невозможно, и ненужно.

– Хорошо. Я не буду прыгать.

– Помни: я тебя очень люблю, девочка моя, и очень волнуюсь за тебя. А теперь мы можем с тобой попрощаться. Я сказала тебе все, что хотела.

– Нет, постой. Я же не знаю самого главного: что я должна делать?

– А вот что посчитаешь нужным, – то и делай! – засмеялась Венера. – Кто должен спасать твою землю: я или ты? Если ее спасу я, – она уже не будет твоей. А все, что не твое, – ты сама это сказала! – любить невозможно. Тебе ведь нужен только твой мир, только твое личностное я! Твою жизнь за тебя никто не проживет, Матильда!

– Да, конечно. Прости, Венера. Я сказала глупость.

– Конечно. И такая глупость, скажу я тебе, может быть простительна только для духовно слабых людей, – для тех, кто привык жить на всем готовом, привык подчиняться приказам извне. Ты разве хочешь, чтоб тебя кормили с ложечки, вытирали тебе нос и водили с коровами на водопой?..

– Все! Хватит! Мне уже стыдно. Я возвращаюсь на Землю. Где мой лев?

Вспомнив обо льве, девушка вдруг спохватилась:

– И еще один, последний вопрос: кто этот лев? Мне кажется, – я его знаю…

– Ну, милая моя, считай, что ответ от меня ты уже получила. Причем, – точно такой же, как и на свой предыдущий вопрос! Разбирайся со своим львом сама! Хотя… сейчас ты и безо льва окажешься дома. Прощай! До встречи!

И в тот же миг Тильда резко подняла голову над подушкой. Она была дома, в своей мягкой и уютной постели. После столь бурной, «ведьмовской» ночи уснуть она уже не могла и так с открытыми глазами и пролежала до первых утренних криков петуха, размышляя о необыкновенности своей судьбы и понимая, что чудеса в ее жизни только начинаются.